Собравшаяся вокругъ новаго прізжаго толпа горожанъ принялась всматриваться въ его лицо не только съ любопытствомъ, но и съ нкоторымъ недоумніемъ, но не нашла тамъ никакого разъясненія. Убдившись, что ничего не могутъ прочесть на лиц Вильсона, мстные обыватели отшатнулись отъ него, какъ отъ чего-то несуразнаго и принялись конфиденціально о немъ разсуждать. Одинъ изъ нихъ сказалъ:
— Кажись, что это набитый дуракъ.
— Чего тутъ казаться? Онъ и въ самомъ дл глупъ, какъ пшка! — возразилъ другой.
— Одинъ только идіотъ могъ выразить желаніе быть хозяиномъ половины собаки, — подтвердилъ третій. — Что, по его мннію, сдлалось бы съ чужой половиной собаки, если бы онъ убилъ свою? Неужели онъ думалъ, что она останется въ живыхъ?
— Должно быть, что такъ, если только онъ не безсмысленнйшій изъ всхъ дураковъ въ свт. Если бы онъ этого не думалъ, то пожелалъ бы владть цлой собакой. Онъ сообразилъ бы тогда, что, убивъ свою половину, заставитъ околть также и чужую, а потому будетъ подлежать по закону такой же отвтственности, какъ если бы убилъ не свою, а именно чужую половину. Надюсь, что вы, джентльмэны, смотрите на дло съ этой же точки зрнія?
— Ну, да, разумется, если бы ему принадлежала половина собаки безъ точнаго указанія, которая именно, то онъ попался бы неизбжно впросакъ. Образъ дйствій этого молодца оказался бы незаконнымъ даже и въ томъ случа, если бы ему принадлежалъ одинъ конецъ собаки, напримръ, передняя часть, а другому, ну, хоть, задняя часть. Въ первомъ случа, если онъ убьетъ половину собаки, никто не въ состояніи утвердительно сказать, чья именно половина убита, но если ему принадлежала, напримръ, передняя половина собаки, то, пожалуй, онъ могъ бы еще какъ-нибудь ее убить и отвертться передъ закономъ.
— Ну, нтъ, это бы ему у насъ не удалось, его притянули бы къ суду и заставили бы отвтить за смерть задней половины, которая бы непремнно околла. Я думаю, что на вышк у новоприбывшаго не все въ порядк.
— А мн кажется, что у него тамъ ровнехонько ничего нтъ.
Номеръ третій ршилъ:
— Такъ или иначе, а онъ всетаки набитый болванъ.
— Это еще вопросъ, набитый или пустоголовый? — возразилъ четвертый. — Во всякомъ случа, нельзя отрицать, что это идіотъ самой чистой воды, какого только можно было отыскать въ восточныхъ штатахъ.
— Да-съ, сударь, я лично считаю его безмозглымъ дурнемъ! — объявилъ номеръ пятый. — Таково личное мое мнніе, но каждому, кому угодно, предоставляется смотрть на дло иначе.
— Я совершенно согласенъ съ вами! — сказалъ номеръ шестой. — Новоприбывшій настоящій оселъ, и я считаю позволительнымъ сказать, что если голова у него и набита чмъ-нибудь, то непремнно мякиной. Если это не мякинная голова, то я самъ не судья, а, съ позволенія сказать, первйшій болванъ. Вотъ какъ-съ!
Участь Давида Вильсона была ршена. Инцидентъ этотъ облетлъ весь городъ и обсуждался серьезнйшимъ образомъ всми обывателями. Не прошло и недли, какъ новоприбывшій утратилъ уже христіанское имя, которое замнилось прозвищемъ «мякинная голова». Съ теченіемъ времени Вильсонъ пріобрлъ общую любовь новыхъ своихъ согражданъ, но прозвище мякинной головы успло уже прочно за нимъ утвердиться. Приговоръ, постановленный въ первый день по прибытіи Вильсона въ городъ, призналъ его набитымъ дурнемъ, и ему никакъ не удавалось добиться отмны иля хотя бы даже смягченія этого приговора. Съ прозвищемъ «мякинной головы» вскор перестало соединяться какое-либо обидное или вообще насмшливое значеніе, но тмъ не мене, оно словно срослось съ Вильсономъ и сохранялось за нимъ въ продолженіе боле двадцати лтъ.
ГЛАВА II
Адамъ былъ человкъ и этимъ объясняется все. Онъ чувствовалъ вожделніе къ яблоку не ради самого яблока, а потому, что ему было запрещено вкушать отъ такового. Жаль, что ему не было запрещено вкушать отъ змія: тогда онъ непремнно сълъ бы эту проклятую тварь.
Мякинноголовый Вильсонъ привезъ съ собою небольшую сумму денегъ и купилъ себ маленькій домикъ, находившійся какъ разъ на западной окраин города. Между нимъ и домомъ судьи Дрисколля находилась лужайка, по середин которой забитъ былъ частоколъ, служившій границею обоихъ владній. Нанявъ небольшую контору на главной улиц, Вильсонъ снабдилъ ее небольшою вывской съ надписью: «Давидъ Вильсонъ. Стряпчій и юрисконсультъ. Землемръ, счетоводъ и т. д».