Вильсон Мякинная голова

Весь залъ огласился хохотомъ, къ которому въ достаточной доз примшивались свистки и мяуканье, но энергическое употребленіе предсдательскаго звонка возстановило подъ конецъ нчто врод спокойствія и порядка. Тогда, кто-то изъ толпы объявилъ, что хотя очень сожалетъ о сдланномъ промах, но считаетъ исправленіе его невозможнымъ въ ныншнее засданіе. По существующимъ обычаямъ, это можно сдлать лишь въ слдующее засданіе. Онъ не предлагаетъ никакой резолюціи, такъ какъ ея въ данномъ случа не требуется, но желалъ бы извиниться передъ джентльмэномъ отъ лица всего собранія и въ тоже время уврить джентльмена, что, поскольку это будетъ зависть отъ Сыновъ Свободы, они постараются сдлать временную принадлежность джентльмэна къ ихъ партіи для него пріятной.

Рчь эта была встрчена громкими рукоплесканіями и возгласами:

— Умно сказано! Что правда, то правда! Онъ хоть и не пьющій, а всетаки славный малый! Выпьемте за его здоровье! Провозгласимъ ему здравицу и осушимъ рюмки до дна.

Розданы были рюмки и вс на эстрад выпили за здоровье Анджело. Вся сходка тмъ временемъ ревла:

— Онъ веселый славный малый!
За него пріятно пить!
Онъ веселый славный малый!
Многи лта ему жить!

Томъ Дрисколль тоже выпилъ здравицу, полагавшуюся по уставу. Это была вторая рюмка, такъ какъ онъ передъ тмъ усплъ уже осушить рюмку Анджело, въ то самое мгновеніе, когда непьющій графъ поставилъ ее на столъ. Дв рюмки крпчайшей водки привели его въ развеселое состояніе, граничившее почти съ невмняемостью. Онъ началъ принимать весьма оживленное и выдающееся участіе въ сходк, особенно же по части свистковъ, мяуканья и боле или мене остроумныхъ замчаній на рчи ораторовъ.

Предсдатель все еще стоялъ на эстрад вмст съ обоими графами Капелли. Необыкновенно близкое сходство между братьями-близнецами пробудило остроуміе Тома Дрисколля. Въ ту самую минуту когда предсдатель началъ говорить рчь, Томъ выступилъ въ свою очередь впередъ и, обращаясь къ присутствующимъ съ доврчивостью пьянаго парня, объявилъ:

— Ребята, я вношу предложеніе, чтобы онъ замолчалъ и предоставилъ слово этимъ…

Непечатное выраженіе, замненное здсь многоточіемъ произвело большой эффектъ и вызвало въ зал громкій взрывъ хохота.

Южная кровь Луиджи мгновенно дошла до точки кипнія тмъ боле что оскорбленіе было нанесено ему и брату въ присутствіи четырехсотъ постороннихъ лицъ. Оставлять подобное оскорбленіе безнаказаннымъ, или же откладывать возмездіе за него хоть на минуту, было не въ натур молодого графа. Сдлавъ шага два въ сторону, онъ остановился позади ничего не подозрвавшаго шутника, а затмъ, отступивъ шагъ назадъ, угостилъ Тома пониже спины такимъ богатырскимъ пинкомъ, что бдняга взвился на воздухъ, перелетлъ черезъ рампу и очутился на головахъ передняго ряда Сыновъ Свободы.

Человку даже и въ трезвомъ вид наврядъ ли будетъ особенно пріятно, если кто-либо изъ его ближнихъ свалится ему ни съ того, ни съ сего, какъ снгъ на голову; человкъ же успвшій подвыпить не приминетъ въ такомъ случа выразить свое негодованіе дйствіемъ. Въ гнзд Сыновъ Свободы, на которое свалился Томъ Дрисколль, не нашлось ни одного трезваго птенца. Весьма вроятно даже, что во всемъ зал не было за исключеніемъ графа Анджело, ни одного вполн трезваго человка. Не мудрено поэтому, что первый рядъ Сыновъ Свободы, въ порыв негодованія, швырнулъ Тома на головы второго ряда, который, препроводивъ бднягу дальше, принялся немедленно обработывать кулаками первый рядъ, угостившій его столь не желаннымъ подаркомъ. Третій, четвертый и вс слдующіе ряды поступали соотвтственно такимъ же образомъ. По мр того, какъ Дрисколль, въ бурномъ своемъ воздушномъ полет, подвигался къ дверямъ, онъ оставлялъ за собою все расширявшееся поле ожесточенной битвы, подъ аккомпаниментъ бшеной пьяной ругани. Факелы, рядъ за рядомъ, валились на полъ; подъ конецъ раздались отчаянные крики: «Пожаръ, горимъ!», заглушившіе собою неистовый звонъ предсдательскаго колокольчика, ревъ разъяренныхъ голосовъ и трескъ подламывающихся скамеекъ.

Драка мгновенно прекратилась. Проклятія и брань сразу умолкли. Настало мгновеніе, когда шумъ и гамъ смнились мертвымъ затишьемъ. Это былъ штиль, заступившій мсто бури. Затмъ, сразу же, въ толп снова проснулись жизнь и энергія. Она заколыхалась и хлынула изъ горвшаго зала. Окраины ея словно таяли, вытекая сквозь окна и двери. Одновременно съ этимъ внутреннее давленіе постепенно ослабвало.