Вильсон Мякинная голова

«Настоящій арбузъ изъ южныхъ штатовъ представляетъ собою, въ ряду земныхъ благъ, нчто особенное, а потому его нельзя смшивать съ прочими мене цнными благами. Это великолпнйшее изъ гастрономическихъ сокровищъ на всемъ свт, царствуетъ Божіею милостью надъ земными плодами. Тотъ, кому удалось его отвдать, знаетъ, чмъ питаются ангелы. Ева вкусила не отъ арбуза, выросшаго на южныхъ плантаціяхъ. Намъ это достоврно извстно, такъ какъ, вкусивъ, она раскаялась».

Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.

Приблизительно въ то самое время, когда Вильсонъ раскланивался въ сняхъ съ уходившими отъ него посланцами демократической партіи, Пемброкъ Говардъ входилъ въ сосдній домъ съ докладомъ о выполненіи возложеннаго на него порученія. Старикъ судья ждалъ его въ своемъ кабинет, сидя сурово и неподвижно на большомъ кресл съ высокою спинкой.

— Ну, что, Говардъ, какія всти вы принесли? — спросилъ онъ.

— Самыя лучшія въ свт.

— Такъ, значитъ, онъ принялъ вызовъ! — радостно воскликнулъ судья, глаза котораго вспыхнули воинственнымъ огонькомъ.

— Принялъ и притомъ съ величайшимъ восторгомъ. Онъ даже привскочилъ отъ радости.

— Неужели? Но это съ его стороны очень, очень мило! Мн это нравится. Когда же поединокъ?

— Сейчасъ же, безотлагательно. Сегодня ночью. Это превосходнйшій и чудеснйшій малый!

— Не только чудеснйшій, но можно сказать даже божественный! Поединокъ съ нимъ я признаю для себя за честь и за удовольствіе. Отправляйтесь же теперь скоре къ нему, уладьте все, что нужно, и передайте ему сердечное мое поздравленіе. Это и въ самомъ дл рдкостный малый! Восхитительнйшій малый, какъ вы изволили сами замтить.

Говардъ поспшно ушелъ, разсуждая съ самимъ собою.

— Я черезъ часъ приведу его на пустопорожнее мсто между домомъ Вильсона и Заколдованнымъ домомъ, да кстати захвачу съ собой мои собственные пистолеты.

Судья Дрисколль пришелъ въ такое пріятное возбужденіе, что принялся бодро и энергично расхаживать по комнат. Внезапно однако онъ остановился, вспомнивъ про Тома, и погрузился въ думу. Дважды подходилъ онъ къ письменному столу и дважды удалялся опять въ противоположный уголъ кабинета, но подъ конецъ сказалъ:

— Быть можетъ это для меня послдняя ночь, а потому я не вправ мшкать, подвергая этого несчастливца риску остаться нищимъ. Правда что онъ трусъ и негодяй, но въ этомъ много виноватъ я самъ. Братъ на смертномъ одр оставилъ его на моемъ попеченіи, а я, вмсто того чтобы воспитать ребенка съ должною строгостью, такъ, чтобы изъ него вышелъ настоящій человкъ, испортилъ его неумстнымъ баловствомъ. Я не оправдалъ возложеннаго на меня доврія и не долженъ брать на душу еще новый грхъ покидая теперь этого несчастнаго на произволъ судьбы. Однажды я уже простилъ Тома, да и теперь намревался простить, предварительно подвергнувъ долгому, строгому испытанію. Эта комбинація окажется однако осуществимой лишь въ случа если я останусь въ живыхъ, и я не вправ подвергать Тома такому риску. Нтъ, надо сейчасъ же возстановить завщаніе! Если я не буду сегодня убитъ, то могу вдь его спрятать такъ, что оно останется Тому неизвстнымъ. Онъ ничего не узнаетъ про завщаніе до тхъ поръ пока онъ не исправится и пока я не увижу, что это исправленіе представляетъ достаточныя гарантіи прочности.

Судья снова написалъ завщаніе, по которому самозванный его племянникъ становился опять наслдникомъ крупнаго состоянія. Онъ уже заканчивалъ писать этотъ документъ, когда Томъ къ которому привязался на улиц какой-то другой ночной бродяга, вернулся домой и прошелъ на цыпочкахъ мимо дверей кабинета. Заглянувъ туда онъ ускорилъ шаги, такъ какъ мысль о вторичномъ свиданіи съ дядей въ этотъ вечеръ внушала ему ужасъ. Всетаки онъ замтилъ, что дядя писалъ. Въ такой поздній часъ это являлось само по себ уже необычайнымъ. Что именно писалъ онъ? Сердце Тома словно похолодло отъ опасенія. Дло шло вроятно о немъ самомъ. По крайней мр онъ очень побаивался этого такъ какъ былъ убжденъ, что бда никогда не приходитъ одна и что несчастія обрушиваются всегда на человка цлымъ ливнемъ. Объявивъ себ самому, что непремнно заглянетъ въ написанный дядей документъ если только это окажется возможнымъ, Томъ услышалъ чьи-то шаги, потихоньку отошелъ отъ дверей и притаился такъ чтобы его нельзя было никоимъ образомъ замтить. Новоприбывшій оказался Пемброкомъ Говардомъ. Тома интересовало узнать, что именно затяли они вдвоемъ съ судьею.

Говардъ сказалъ съ чрезвычайно довольнымъ видомъ: