Вильсон Мякинная голова

Безмолвно провозгласивъ еще одно троекратное ура, онъ добавилъ: — Итакъ ршено, что я исправился и буду вести съ этихъ поръ примрную жизнь». Онъ собирался уже закончить свое разсужденіе еще однимъ послднимъ безмолвнымъ выраженіемъ радости, когда внезапно вспомнилъ, что Вильсонъ лишилъ его возможности продать или же заложить индійскій кинжалъ и что поэтому онъ будетъ не въ состояніи расплатиться со своими кредиторами, которые, чего добраго, вздумаютъ предъявить его вексель дяд. Мысль эта совершенно парализовала его радость. Грустно повсивъ голову, онъ вышелъ изъ кабинета, стуя и жалуясь на свою несчастную судьбу. Поднявшись по лстниц къ себ въ спальню, онъ долго сидлъ въ неутшномъ отчаяніи и, предаваясь печальнымъ размышленіямъ по поводу индійскаго кинжала, похищеннаго у Луиджи, подъ конецъ сказалъ себ самому со вздохомъ: «Когда я считалъ драгоцнные камни простыми стеклышками, а слоновую кость собачьей костью, вещь эта не представляла для меня никакого интереса, такъ какъ не имла въ моихъ глазахъ цнности и не могла помочь мн выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Теперь, напротивъ того, она представляетъ для меня большой интересъ, но, къ сожалнію, самаго мучительнаго свойства. Это все равно, какъ еслибъ мшокъ съ золотомъ превратился у меня въ рукахъ въ изсохшіе листья, или же въ рчной песокъ. Кинжалъ могъ бы меня спасти безъ всякаго труда и хлопотъ, а между тмъ мн всетаки придется погибнуть. Это все равно, что утопать въ какихъ-нибудь двухъ шагахъ отъ спасительнаго круга. Вообще на меня обрушиваются послдовательно вс бдствія, тогда какъ другимъ выпадаетъ на долю дурацкое счастье. Вотъ хоть бы мякинноголовый Вильсонъ. Ему удалось подъ конецъ все же выдвинуться малую толику, а между тмъ, позвольте спросить, чмъ заслужилъ онъ такое счастье? Онъ проложилъ себ теперь карьеру, но съ какой-то стати, не довольствуясь этимъ, вздумалъ онъ загораживать дорогу мн? Нтъ, скверно жить на свт съ такими эгоистами. Я, право, желалъ бы лучше умереть!» Онъ принялся поворачивать кинжалъ такъ, чтобы свтъ горвшей лампы игралъ на драгоцнныхъ каменьяхъ, которыми были осыпаны ножны. Яркіе отблески, которыми сверкали самоцвтные каменья, не доставляли, однако, Тому ни малйшаго удовольствія, а, напротивъ того, еще сильне терзали его сердце. «Роксан нельзя ничего говорить про эту штуку! — замтилъ себ самому Томъ. — Она черезчуръ смла. Она, наврное, ршитъ выломать эти каменья и продать ихъ, а тогда ее, разумется, изловятъ, причемъ выяснится, откуда она добыла каменья и подъ конецъ доберутся до»… Мысль эта привела его въ трепетъ. Дрожа всмъ тломъ, онъ спряталъ кинжалъ, оглядываясь съ видомъ преступника, воображающаго, что сыщики его уже выслдили и собираются схватить.

Ужь не попытаться ли ему заснуть? Нтъ, это ему не удастся. Онъ слишкомъ взволнованъ мыслями самаго непріятнаго свойства. Надо пойти къ кому-нибудь, съ кмъ можно подлиться горемъ. Томъ ршился навстить Рокси и сообщить ей о своемъ отчаяніи.

Онъ слышалъ издали нсколько выстрловъ, но, въ тогдашнія времена, выстрлы раздавались такъ часто, что представляли собою явленіе совершенно заурядное. Они не произвели поэтому на него ни малйшаго впечатлнія. Выйдя съ чернаго хода въ переулокъ, онъ повернулъ на западъ и, миновавъ домъ Вильсона, хотлъ было продолжать свой путь, когда увидлъ нсколькихъ человкъ, шедшихъ черезъ пустопорожній участокъ къ дому Вильсона. Это были возвращавшіеся съ поединка. Тому казалось, что онъ узнаетъ въ полумрак знакомыя очертанія. Въ данную минуту онъ не желалъ, однако, встртиться съ кмъ-либо изъ блыхъ, а потому притаился за заборомъ до тхъ поръ, пока они не прошли мимо.

Рокси чувствовала себя въ особенно хорошемъ расположеніи духа. Она спросила:

— Какъ ты сюда попалъ, дитя мое? Разв ты въ немъ не участвовалъ?

— Въ чемъ именно?

— Въ поединк?

— Въ какомъ такомъ поединк? Разв тутъ былъ поединокъ?

— Какъ разъ возл этого самаго дома. Старикъ-судья стрлялся съ однимъ изъ близнецовъ.

— Вотъ такъ штука! — воскликнулъ Томъ, а затмъ добавилъ про себя: «Понимаю теперь, отчего онъ написалъ опять завщаніе въ мою пользу: старикъ думалъ, что его, пожалуй, убьютъ, и вслдствіе этого малую толику смягчился по отношенію ко мн. Вотъ значитъ о чемъ такъ хлопотали они оба съ Говардомъ!.. Если бъ пройдоха-итальянецъ уложилъ старика на мст, я благополучно высвободился бы изъ затруднительнаго моего положенія…»

— Что ты тамъ такое бормочешь, Чемберсъ? Гд былъ ты самъ и какъ могло случиться, что ты не зналъ о поединк?

— Я и въ самомъ дл ничего не зналъ. Старику хотлось заставить меня драться съ графомъ Луиджи, но это ему не удалось, потому онъ, должно быть, ршился самъ позаботиться о возстановленіи фамильной чести.