Винни Ковальский - гнус частного сыска (СИ)

- Наверное, - неопределённо ответил он. - А впрочем, мы с Джереми выпьем мартини и догоним вас.

Он поднялся на третий этаж. Захватив в своей комнате бутылку мартини, он вышел на балкон.

- Джереми, мон шер, достаньте бокалы - у меня руки заняты. Не хотите после прогуляться до пляжа? Барышни уже отправились купаться.

- Опять флиртовали со студентками? - засмеялся Солгрейв. - Вы неисправимы!

- А с кем же мне ещё флиртовать? - Ковальский комично сложил брови домиком. - Может быть, с этой старой занудой, профессоршей Рипли? Нечего сказать, обожаю преподавательниц английской литературы из женского колледжа! Или, может, порекомендуете жирного экс-полковника колониальных войск? Больше на вилле никого нет, если не считать хозяйки, кухарки и чокнутого жида, который день и ночь жрёт бутерброды с маслом.

- Вы потише, Ковальский, - сказал Солгрейв, - в наше время с подобными выражениями следует быть осторожнее.

- Не вижу ничего противозаконного в слове "жрать", - возразил Ковальский. Солгрейв расхохотался. Оба откинулись в шезлонгах, потягивая мартини. Солнце уже опустилось низко в просвете между кипарисами, но всё ещё пригревало ощутимо.

- Знаете, - Солгрейв расстегнул ворот пижамы, - насчёт пляжа это дельная мысль. Я бы и правда искупался.

3.

В красно-жёлтой гавайке, бермудах и сандалиях на босу ногу, Солгрейв стоял в коридоре и стучал в дверь Ковальского.

- Скоро вы там? Долго я буду здесь торчать? - прокричал он. Из-за двери послышался капризный голос:

- Джереми, душа моя, ну неужели так трудно чуточку подождать? Дайте мне одеться.

Солгрейв смирился. Минут через десять дверь номера распахнулась, и оттуда вышел Ковальский. На нём был белоснежный фланелевый костюм с лазурной шёлковой рубашкой, тёмно-синим узорчатым жилетом и канареечным галстуком-бабочкой. Голову он поверх шапочки прикрыл белой панамой. Ноги были обуты в столь же ослепительно белые парусиновые туфли. На левой руке у него висела нарядная кошёлка, а под мышкой правой он держал бамбуковую тросточку с янтарным набалдашником.

- Чёрт бы вас побрал! - охнул Солгрейв, хотя это зрелище он видел не впервые. - Вам ещё не надоело выделываться? Только не говорите, что под этим у вас ваш жуткий купальный костюм с лямочками.

- Вовсе нет, он тут, - Ковальский показал на кошёлку. - Переоденусь в кабинке. У вас есть мелочь?

- Я сейчас умру, - сказал Солгрейв. - Какой, по-вашему, год на дворе? Кто нынче ходит в таком виде на пляж?

- Я, - скромно ответил поляк. - А год на дворе дивный и восхитительный.

Похоже, размышления об анахронизмах были благополучно забыты.

Оба спустились вниз по лестнице и вышли с виллы. Во дворе хозяйка, мадам Дюшан, развешивала выстиранное бельё. Ковальский поздоровался с ней по-французски самым изысканным образом.

- Вам того же, мсье Ковальский, - мадам Дюшан приподняла верхнюю губу, окаймлённую тёмными усиками. - Неужто купаться собрались?

- Да, сегодня очень жарко, - ответил Ковальский, старательно выговаривая слова. Хозяйка сняла с сучка груши связку прищепок.

- Не опоздайте к ужину - в восемь часов! - напомнила она. Ковальский заверил её, что ни в коем случае, и они с Солгрейвом двинулись к морю. Поскольку комнаты на вилле "Розмарин" сдавались по необременительным ценам, это влекло за собой кое-какие последствия - главным образом те, что путь до пляжа отнимал минут пятнадцать. Нужно было спуститься с холма по разбитой гравийной дороге, петлявшей между другими виллами и нырявшей в виноградник. Бывший полицейский инспектор шагал достаточно бодро, но Ковальскому то и дело приходилось замедлять шаг - его мучила невралгия. Оба изрядно вспотели и запыхались, когда наконец перед ними из-за каменной террасы более дорогого прибрежного отеля зажелтела полоса пляжа.

Ковальский ожил. Он сбежал по ступенькам на песок, купил билет у сторожа и тут же скрылся в кабинке. Солгрейв неспешно спустился вслед за ним, расстелил на песке полотенце и стал разоблачаться. Плавки он носил прямо под одеждой.

- А вот и мистер Солгрейв! - раздался звонкий голос Лизы. Он внезапно обнаружил себя в компании обеих девушек. Анджелина прижимала к себе красный надувной мяч, которым они незадолго до того перебрасывались. Она была в слитном купальнике, Лиза - в раздельном, слегка смущавшем Солгрейва. Он учтиво пробормотал какое-то приветствие и продолжил бороться с завязками на бермудах.

- А где же Винни? - спросила Анджелина. Солгрейв испытал лёгкий укол ревности - его по имени не называли. Правда, он был старше Ковальского на два года, но это вряд ли шло в счёт.

- Там, - он махнул рукой в сторону кабинки, и как раз в этот момент оттуда появился Ковальский.

- Мама дорогая! - воскликнула Лиза. Семейство голландцев, загоравших поблизости, удивлённо вытаращило глаза. Винни Ковальский, скинувший свою фланелевую пару, был облачён в купальный костюм из шерстяного трикотажа в бело-синюю полоску, с нагрудником на лямках и штанинами до середины бедра. В лучшие годы хозяина костюм был обтягивающим, но сейчас болтался на нём довольно неаппетитно. На голове у Ковальского так и осталась чёрная шёлковая ермолка.