Винни Ковальский - гнус частного сыска (СИ)

- Мак-Лири не знал, что произошло в доме и какую роль сыграл в этом Гринфильд, к тому же он не был полностью уверен в своей догадке. Он человек импульсивный и довольно простодушный. Он решил, что ему выгодно на всякий случай объявить Гринфильда мёртвым.

Ковальский пригубил виски из стакана.

- Действительно двадцатилетняя выдержка - отлично, инспектор. Словом, я мог предположить, что отношения между дьяконом и священником были не идиллические, и оттого у меня появились основания не доверять показаниям Мак-Лири. Но я не мог высказать свои догадки просто так, не подтвердив их. Что я должен был делать? В первую очередь осмотреть волосы покойника. Когда я различил под лупой, что они не отросли после бритья, а выстрижены ножницами, я был уже почти на сто процентов уверен в своей правоте.

- С ума сойти, - восхитился Солгрейв. - Мне уже рассказали про вашу вылазку в морг. Не могу сказать, что я одобряю дачу взяток, но... Как вы вообще додумались до всего этого?

- Очень просто, - Ковальский улыбнулся сквозь опустевший стакан. - Я католик. Правда, скверный католик. Но в некоторых делах плохой католик эффективнее хорошего протестанта.

КАК ПО МАСЛУ

1.

Существуют такие французские курорты, которые примечательны лишь тем, что на них собираются почти исключительно англичане. Как раз на одном из них - название в данном случае не имеет значения, - до недавнего времени можно было увидеть неуклюжее трёхэтажное строение с облупившейся побелкой, носившее, как подобает дешёвке, пышное название Вилла "Розмарин". Уже по этому названию было понятно, что комфорт там предлагается весьма умеренный; но английские путешественники во второй половине двадцатого века научились быть неприхотливыми по этой части, а два пожилых господина, сидевших августовским вечером 1956 года на общем балконе третьего этажа, куда выходили двери соседних комнат, разговаривали, несомненно, по-английски.

Обоим было слегка за шестьдесят, оба были в пижамах и курили, на чём, собственно, сходство между ними и заканчивалось. Тот, что носил розовую пижаму в лиловую полоску, был воплощением английской респектабельности - широкоплечий, полнеющий, с седой шевелюрой, он даже в шезлонге сидел так, что в его фигуре ощущалась полувоенная выправка. Его добродушное румяное лицо сияло свежим загаром, курил он небольшую чёрную трубку и чрезвычайно походил на отставного полицейского, каковым он в действительности и являлся.

Его собеседник в широкой белой пижаме, расшитой маленькими букетиками незабудок, представлял собой более экзотическое зрелище. Пижама висела на его сухонькой фигурке, как на огородном пугале. Натянутая до бровей чёрная шёлковая шапочка плотно облегала его череп, как видно, для того, чтобы скрыть некоторые проблемы, обычные в его возрасте. Немного коротко остриженных каштановых волос, впрочем, виднелось на затылке, но шапочка не позволяла судить, какую долю от его общего капитала они составляют. Лицо - бледное, измятое и брюзгливое, - покрывал слой крема от загара, тёмные мешки в подглазьях казались ещё темнее оттого, что веки были подведены чёрным карандашом. С этим лицом никак не вязались яркие синие глаза, смотревшие совершенно по-ребячески и придававшие ему вид преждевременно состарившегося подростка. В искусственных, если судить по белизне, зубах была зажата устрашающих размеров сигара. Он полулежал в шезлонге, откинувшись назад и играя бумажным китайским веером, который он машинально то открывал, то закрывал.

Перед ними синело неправдоподобное, лакированное романское море, открывавшееся в просвете между массивами тёмной зелени кипарисов. Кипарисы здесь искони не росли, их завезли в семнадцатом столетии на пике увлечения античностью, когда казалось, что цивилизованность того или иного места измеряется его сходством с Древней Грецией, - и это могло бы подвигнуть на рассуждения о природе и искусстве, но наши герои не были знатоками ботаники, и разговор шёл о другом.

- Джереми, - проговорил человек в чёрной шапочке, не выпуская изо рта сигары, - вам не кажется, что я превращаюсь в ходячий анахронизм?

В ответ послышался беззлобный смешок.

- Если вас это так пугает, перестаньте подводить глаза.

- Ну уж это дудки! Чтобы я отказался от одной из немногих привычек, которые я ещё могу себе позволить? Довольно и того, что мне пришлось бросить кокаин.

- Думаете, вам грозит опасность стать невыносимо добродетельным?

- Ах, дорогой Джереми, не в этом дело. Просто я не могу идти в ногу со временем. Начёсывать кок мне не из чего, а танцевать этот ужасный твист меня не заставить никому. Это вопрос стилистики.