Винни Ковальский - гнус частного сыска (СИ)

- Что делать, эпоха джаза кончилась, - констатировал седовласый джентльмен. Читатель, знакомый с предыдущими рассказами, может догадаться, что это был не кто иной как Джереми Солгрейв, в прошлом - офицер Скотланд-Ярда, раскрывший немало сложных дел, но по личным обстоятельствам так и не поднявшийся выше инспекторского звания. Не так давно он вышел в отставку и теперь наслаждался отдыхом. Что же касается его загадочного соседа, похожего на мумию комедианта, то его звали Винцент Ковальский, хотя он всё ещё предпочитал, чтобы его называли Винни. Ковальский был давним другом Солгрейва и самым скандальным частным детективом во всей Англии. Благодаря ему рухнула не одна безупречная репутация. И хотя с возрастом он утратил не только напомаженные волосы и пристрастие к кокаину, но даже и польский акцент, англичане из приличного общества боялись его как чумы. Он по-прежнему практиковал, и, судя по огню в его глазах, был готов ухватиться за любое интересное дело с той же страстью, что и в молодости. По-видимому, это было единственное, что мирило его с современностью.

- Эпоха джаза кончилась, - повторил Солгрейв, опустив руку с погасшей трубкой, - но согласитесь, Винни, всё-таки от перемены эпох есть кое-какая польза. Например, холодильники.

- Да, этот в кухне внизу очень кстати. Всегда можно выпить мартини со льдом. Жаль, что в нашей молодости такого не было.

- А кстати, не выпить ли нам мартини?

- Хорошая мысль. Я схожу за льдом.

2.

В кухне Ковальский столкнулся с Йозефом Лемке, семидесятилетним еврейским эмигрантом из Германии, занимавшим комнату на том же этаже, что и они с Солгрейвом. Профессор философии из Геттингенского университета, бежавший в Англию от нацистов и осевший в Лондоне, он приехал сюда на лето. На какие средства он существовал, было неясно; в то время как Ковальский и Солгрейв платили за обед хозяйке, Лемке покупал в городе масло, джем и ещё кое-какие мелочи, которые ему дозволялось держать в кухонном холодильнике, и целыми днями жевал бутерброды. Обитатели виллы жалели его - все, кроме Ковальского, который в чисто польском духе постоянно поддразнивал его и за глаза звал не иначе как "кошерным мучеником".

В измятых льняных брюках и сетчатой майке, Лемке сидел на табурете и поедал длинный кусок батона, разрезанного вдоль и обильно смазанного маслом. Хлеб он держал двумя руками, как белка, если только у белок бывают вытянутая тощая шея и взъерошенные пегие волосы. При виде его Ковальский ощутил безотчётную брезгливость. Однако Лемке оторвался от бутерброда и очень вежливо произнёс:

- Добрый вечер, мистер Ковальский.

- Если он действительно добрый, - Ковальский открыл дверцу морозилки в поисках льда. - Скажите, вас часто называют ходячим анахронизмом?

- Не думаю, - с той же вежливостью ответил Лемке. - А что?

- Так, старческая депрессия после разговора с Джереми. Мы сошлись на том, что я ходячий анахронизм.

- Бросьте, мистер Ковальский! Во-первых, вы моложе меня на десяток лет. Во-вторых, вы ни капли не похожи на анахронизм - скорее уж на архетип.

- Ох уж эта мне научность! - усмехнулся поляк. - Вам никогда не казалось, что эти пресловутые юнговские архетипы - просто перелицовка теории врождённых идей Локка?

- Возможно, - пожал плечами Лемке. - В конце концов, ничто не ново под солнцем.

- Кроме холодильников, - сказал Ковальский, копаясь в морозных недрах. - Где этот проклятый лёд? Всё масло попадается... Ах, вот он.

Поляк вытащил брикет льда и принялся колоть его ножом, бросая кусочки в чашку.

- Для чего вам столько масла? - он бросил через плечо косой взгляд на Лемке. - Современная медицина говорит, что это вредно.

- Ха! - дребезжащим смешком отозвался Лемке. - Попробовали бы вы сказануть такое заключённым из Бухенвальда!

- Вы, кажется, не были в Бухенвальде, мистер Лемке? - невинно спросил Ковальский. Лемке немного замялся.

- А вы бы хотели, чтобы я там был, так? - в его голосе прорезалось раздражение. - Догадываюсь...

- Догадывайтесь на здоровье, - сердечно улыбнулся Ковальский, взял чашку с наколотым льдом и вышел из кухни.

Навстречу ему по лестнице спускались две студентки, снимавшие одну на двоих комнату во втором этаже. Одну звали Анджелина Вуд, вторую Лиза Бэнкс. По новой молодёжной моде они обижались на обращение "мисс" и требовали, чтобы их называли по именам. Обе были одеты в лёгкие хлопчатобумажные туники ярких расцветок, но Анджелина, как более консервативная, носила белую шляпку в красный горошек, с опущенными полями, тогда как выгоревшая на солнце мальчишеская стрижка Лизы дерзко торчала в разные стороны. У каждой на плече было полотенце.

- Добрый вечер, малютки, - игриво произнёс Ковальский, проходя мимо них с чашкой льда. - Кому нужно охладиться?

Девушки захихикали. Ковальского они, в силу его возраста, всерьёз не воспринимали.

- Добрый вечер, Винни, - сказала Анджелина. - Только не надо кидаться льдом - мы идём на пляж. Это более удобный способ охлаждаться.

- Идёте с нами? - весело спросила Лиза. Ковальский подумал немного.