Виноватых бьют

– А где ваш папка?

Младший отвернулся. Второй смотрел уверенно, задрав подбородок и сжав кулаки.

Зазвенела ключом. Низко просвистел ветер. Ворвался удар сквозняка. Дети вбежали в комнату, следом залетел Жарков и выкрикнул: «Ушёл!»

Степнов рванул из квартиры.

«Ушёл! – прокричал опять. – Ты хоть понимаешь? Ты понимаешь хоть?»

Слов не подобрал, хотел выругаться, но дети… уже не дети – настоящие воины. Обступили мать оборонительным валом, горным хребтом. Она держалась нерушимо и плакала.

– Уходите, – просила, – я больше не могу.

– Твой муж, слышишь, – не мог успокоиться Жарков, – твой правоверный Аслан, твой настоящий мусульманин…

Ему бы прекратить и бежать вслед, но знал, что не догонят. Ушёл, упорхнул безвозвратно.

– Аллах тебя покарает, – выдал и сам не понял, откуда понабрался таких выражений.

Они шли и не знали, куда идут. Чистые тротуары вели к магазинчикам и сувенирным лавкам. Напротив приветливо играла народная музыка.

«Нохчи чьо», – прочитал Жарков название кафешки.

– Зайдём?

Они заняли свободный столик и заказали жижиг-галнаш, о котором ещё в родном отделе им рассказал начальник. Для чеченцев, говорил тот, ничего не бывает вкуснее.

«Чтобы есть жижиг-галнаш, нужно думать как жижиг или галнаш, – смеялся полковник, – вы поймёте».

Они, кажется, поняли сразу. Принесли обычные галушки с мясом в трёх больших тарелках. Отварное мясо, бульон и растёртый с солью чеснок. Степнов недовольно разжёвывал тягучую баранину.

– Вкусно? – хохотнул Жарков и отодвинул приборы, прежде проглотив пару галушек.

Вокруг стояли чечены. В очереди и рядом с ней, у входа и выхода. Каждый из них наблюдал, как двое русских обращаются с их священным галнашем. Встань из-за стола, оставь недоеденным – соверши преступление.

Попросили пакет и сложили внутрь содержимое всех трёх тарелок. Уходили, как предатели, и в спину им что-то шептали.

– Домой надо, – сказал Жарков, – хватит, нечего тут делать.

– Доложим как есть, – поддержал Степнов, – пусть другие разбираются. Мы люди простые, нам кражи да грабежи раскрывать.

Они помолчали и согласились, что работать на чужой земле тяжело.

– Но мы почти смогли, – сказал Степнов.

Интернет ловил только в гостинице, возвращаться не хотели. Пешком добрались до центра, где к вечеру перекрыли движение – и прежний проспект стал оживлённой пешеходной улицей.

В каждом встречном видели Аслана – и могли бы, наверное, задержать любого, но повсюду ходил местный патруль: высокие, здоровенные чечены – гордость республики. Они шли степенно и гордо несли самих себя. Вроде: посмотрите, какие мы – настоящие служители закона. Их уважали, к ним подходили, благодарили и улыбались. Мирная жизнь в спокойном городе.

Наконец, добрались до «Сердца Чечни».

Ботинки оставили на коврике перед входом. По образу и подобию. Поздоровались, точнее, ответили на дружественный «салам» скромным кивком.

Пожались нелепо внутри, прошлись по мягким просторным коврам.

– Фотографировать можно? – спросил Жарков чеченца.

Тот зашевелил отчётливо губами – не мешай мне думать, то есть молиться.

Не мешай никому жить, Жарков, живи лучше сам.

Изливался широкой волной голос. Присели на корточки. Убедились, что можно, и опустились ниже.

Так устали, что Степнов почти заснул, блаженно прикрыл глаза. В этой полудрёме стало хорошо и понятно, единственная мысль обратилась в просьбу к кому-то тому, и он проговорил: «Пусть всё будет хорошо». Домой захотелось ещё сильнее.

Гоша ни с кем таким не говорил. Лишь пытался определить высоту уходящего купола. Рядом прошёл толстый хвостатый кот, и всё иное перестало волновать оперативника.

В гостиницу вернулись к ночи. Администратор насторожился, но ничего не сказал.

– Как думаешь, есть на свете Бог?

Степнов разбирал свою кровать, взбивал подушку, натягивал простынь.

– Не знаю, мне как-то…

– Я вот думаю, что есть, – признался, и хотел перевести разговор, чтобы не выдать свои сокровенные убеждения, – но Жарков всё равно не слушал. Он пытался ввести пароль от wi-fi, страницы не грузились. Спустился на ресепшен, объяснил ситуацию, но чеченец развёл руками. Ничего не знаю, ничем помочь не могу.

Вернулся в номер.

– Его задержали, – сказал Степнов, – на Яндексе в топе.

Живее всех живых, возродился wi-fi, прилетела новость, и спать расхотелось.

Экраны смартфонов горели в темноте. Прозревал свет надежды, крепла невинная ночь. Жарков вдруг вспомнил о жене: своей, потом о жене Аслана, трёх мальчишках с дощечками-автоматами. Зря он так резко сказал. Откуда ему знать про гнев Аллаха.

– Я хочу перед ней извиниться, – сказал Жарков, – рано пока уезжать.

Степнов долго не отвечал, старался уснуть, а потом ответил:

– Хорошо, только надо завтра успеть за пивом.

Мирный житель

– Я не виноват, – кричал Жарков. – Я-не-виноват!