Виноватых бьют

Двое мужчин в высоких драповых пальто – стоило выйти из подъезда – сопроводили в машину, мирно похрапывающую на тротуаре. Не рассмотрел ни лиц, ни марку автомобиля не запомнил, и даже сопротивления не оказал. Сел на заднее сиденье и молча наблюдал за улицей сквозь тонированное окно. Улица бежала, спасалась, и внешний шум шептал: и ты спасайся. Но Гоша ничего, конечно, не слышал.

Приехали относительно быстро. Его опять проводили – по цокольной лестнице в неприметный подвал. Дверь открыл киношный возрастной карлик в белом пиджаке. Пахло душным, скорее всего, дорогим парфюмом, разливалась немая электронная музыка, и приглушённый свет, исходящий от зеркального потолка, разбивался о пол розовым и синим. Он положил телефон в пластиковую ёмкость и сказал: «Здравствуйте».

– Добро пожаловать, – ответила девушка, и Гоша сразу понял: это с ней он разговаривал по телефону.

Стояла она в длинном вечернем платье с разрезом: длинные-длинные ноги, бесконечные просто, стройные каблуки. Охотно передал толстый конверт с деньгами и умышленно коснулся её ладони. Поинтересовался: может, они выпьют кофе или чего-нибудь там? Но девушка воздушно провела рукой, указывая на проход в зал.

В банке ему одобрили кредит – под большой процент, но он планировал погасить долг уже завтра, потому как вечером вполне мог стать миллионером.

Милиционером-то стал давно, а вот жить богато – никогда не жил.

«У меня вообще-то семья: надо теперь стараться».

Никак по-другому: работу потерял, а жить надо, будь добр – прокорми.

Предложили сыграть по-крупному: добро должно победить. Должно так должно.

Охотно примерял роль убийцы. Никто бы не смог распознать в спокойном и рассудительном оперативнике настоящего злодея.

Позвонил и договорился на вечер воскресенья. Собирались только раз в сезон.

– Сами понимаете, – говорила девушка с высоким, слегка дрожащим голоском, – организация, процедуры, потом уборка, вся эта грязная работа…

Прислали сообщение с деталями и условиями: наличный взнос, полная конфиденциальность, никаких вопросов, личная ответственность, отсутствие дальнейших претензий и судебных споров. Гоша особо не вчитывался – какие могут быть споры. Он только сбросил свой адрес, и в пять вечера за ним приехали.

Занял кресло, растерянно кивнул всем и каждому. Мужчины в строгих пиджаках, женщины – в длиннющих платьях с блёстками и стразами, и он – простой оперативник в старом свитерке с высокой горловиной и ношенных второй год джинсах. Смиренно таращились в пол, как, бывало, таращился Гоша в приёмной у начальника, и тишина кромешная, жадная до мелочи, стояла и зрела.

Хотел бросить неуместную шутку, чтобы как-то хоть растревожить всеобщий нервяк, – но свет опять заиграл, а потом стих, и стало неприятно темно, пока не смирился глаз с наступившей ночью.

Ровный, почти офицерский голос приветствовал и разъяснял правила. Ничего нового Гоша не услышал. Не слушал. Изучал каждого, пока те представлялись и рассказывали о себе.

Первый работал учителем физкультуры и занимался горными лыжами. Вторая или третья четырежды была замужем. Пятый и шестой учились на одном курсе физмата. Остальные призывали к разумной логике, потому как ставки слишком высоки, чтобы руководствоваться доброй волей или, хуже того, интуицией, которая, как правило, всегда обманывает. Гоша же лишь немногословно сказал, что обязательно вернётся в следующий раз, если вдруг по каким-то причинам останется сегодня без главного приза. Участники засмеялись. Ведущий поблагодарил за чувство юмора, кто-то признался, что завидует такому оптимизму перед началом игры, а Жарков ничего больше не сказал.

Так даже лучше.

Комната совсем утонула в чёрном. Ведущий попросил нацепить на глаза повязки, будто можно было хоть что-то рассмотреть. Гоша послушно выполнил указание и сидел, не двигаясь, минуту или две.

Почти не раздумывая, указал на физкультурника. Самый обычный мужик, ничего плохого не сделал. Просто Жарков не сдал последний зачёт по боевым приёмам, и решил – ну, может быть, косвенно – отомстить представителю спортивного братства.

Неминуемо проступил толстый свет.

Жарков заметил, как вжались в кресла игроки. Физкультурник, словно чувствовал беду, так напрягся, что на лице его раздольно заиграл нервный тик.

Проревела дверь, и в зал прошёл карлик. Гоша сперва заметил, как волочатся по полу края длинных, сшитых не по размеру брюк, и только потом обнаружил в маленьких руках автомат Калашникова. Карлик встал по центру, чтобы каждый участник был на одинаковом от него расстоянии, передёрнул затвор, развернулся и, устремив прицел, произвёл три последовательных выстрела в учителя физкультуры.

Шибанула кровь, пролился запах живого тела, зарыдала девушка в красном, и девушка в зелёном тоже захныкала, мужчины отвернулись, а Гоша просто охренел; хотел, наверное, закричать или броситься на карлика, но наступил паралич, и в камень сжалось сердце.