Виражи эскалации

«Уж не знаю, куда тут прилепить „безупречность“ и „гениальность“, или на худой конец „талант“, но на войнушку, однажды выйдя старпомить на „Петре”… – капитан 1-го ранга Скопин усмехнулся, не очень-то, чтоб и весело, – на войнушку мне однозначно фатально везёт».

Вообще после таких дел, какие развернулись в Аравийском море, обычно следует «высокая» комиссия, с разбором, оргвыводами, награждением непричастных и наказанием невиновных. Всё это, несомненно, ещё ждёт впереди, по приходе домой, в базу. Пока же по факту боевых действий, как положено, были составлены и отправлены подробнейшие рапорта-отчёты.

Зато ему вот – присвоили капраза, поздравив телеграммой за подписью самого главкома.

На деле, ещё в Москве Терентьев обмолвился, что приказ по Минобороны на его имя уже оформили. С лояльной (учитывая его секретную и реально «не от мира сего» биографию) формулировкой: «…в установленном порядке по истечении срока службы в прежнем звании». Правда, документы могли «гулять» по инстанциям ещё не один месяц. Но тут кадровикам, видимо, дали наказ ускорить процедуру.

А на крейсере все были уверены, что это поощрение. С тем, что главком довеском телеграфировал благодарность и всему экипажу, за службу (понятно какую).

Командира, как положено, поздравляли. Для офицеров было организовано фуршетное столование в кают-компании. Какие-то «плюшки» стараниями камбузной команды перепали и остальному личному составу.

На этом фоне шныряющий по кораблю замполит, пресекающий всякие разговорчики, и особист, вызывающий к себе в каюту на подпись о неразглашении, смотрелись как-то коряво. Причины этих строгих предписаний «сверху» от бдящих органов, в общем-то, были понятны – гибель «Проворного» не являлась поводом здравить флот. А ознакомившись «по дружбе» с инструкциями особиста, можно было догадаться и об остальном – высокая политика: янки не хотели огласки по своей субмарине.

Видимо, этими договорённостями Кремля с потенциальным противником косвенно объяснялось то, что «Москву» никто из натовцев не «провожал». По крайней мере, командование в своих разнарядках об этом упомянуло.

И впрямь, на сравнительно оживлённом грузовым трафиком морском маршруте, если откинуть что-то отдалённо видимое на РЛС, за четверо суток пути близко мимо прошёл только огромный супертанкер дедвейтом эдак 150–250 тысяч тонн, под «левым» либерийским флагом. Правили им явно неприветливые ребята: ни положенных флажков по международному коду, ни одного человека на открытой палубе, рожи попрятали за остеклением ходового мостика. Гнал перед собой волну тяжёлой тушей… бандура.

Зато полусутки погодя точно на контрасте повстречали «своих».

– Там на гафеле красный флаг, – к неожиданности доложила сигнальная вахта.

Связались по радио. Взяли правее, чтобы поравняться.

Проходили траверзом, близко борт в борт…

Наверное, встретить далеко в океане морякам торгового флота советский военный корабль было в радость. Высыпали на палубу, по-видимому, все… Включая трюмных из «машинного». Радовалась даже «тётя Маша с камбуза» – так её быстро окрестили на ходовом мостике «Москвы». И даже носящаяся по палубе собака, породы самой что ни на есть дворняжьей, погавкивала радостно, виляя хвостом.

– Да я знаю их, – на крыло мостика высунулся штурман, – севастопольцы. Черноморское пароходство. Труженики загранки. Кобель у них тот ещё четвероногий индикатор – чужие суда облаивает, как чёрт бешеный, «своих» же – никогда.

Упомянутый пёс, напротив, всё ещё дружелюбным образом неуверенно тявкнул и вдруг зашёлся лаем.

– Вот-те раз! – удивился штурман, но, мотнув головой в сторону, с пониманием промычал что-то нечленораздельное – на мостик вышел заспанный сумрачного вида замуля.

– Да, животину не обманешь.

* * *

Ещё к северу от экватора вошли в полосу штилей. Океан… На раскинутой во всю ширь глади подрагивало мелкой зыбью, порой замирало и водило кругами – будто ветерок сам не знал, куда бы задуть.

Скользили в прозрачных водах стремительные дельфины, прыгали, резвясь по носу и по корме. Угребались вслед кораблю чайки, отыскав себе с левого борта, там, где сброс отходов камбуза, блатное место под-харчиться.

За экватором начнётся другая астрономия – тот же рассвет на востоке, тот же закат на западе, но ходить по небосводу солнце будет не южной стороной, а северной. Сумерки будут всё короче. Ночи тёмные и звездятся неимоверно.

И конечно, жара. Днём так вообще припекало, прокаливая корабельное железо.

С этим у экипажа свои походные хлопоты. В первую очередь приходилось учитывать все слабые места ЭМУ. Проект 1123 «Кондор» в целом рассчитывался для холодных морей и умеренных широт, максимум для Средиземки. Под тропическим солнцем, при температуре забортной воды выше допустимых значений, жара в котельных отделениях доходила до шестидесяти градусов.

Даже в режиме экономического хода в таких условиях главная энергетическая установка корабля испытывала отрицательные нагрузки.