«Мой несчастный муж пребывает в отчаянии, которое больно видеть. Моим первым желанием было бежать как можно дальше и забрать с собой из этой смертоносной страны всех тех, кто еще остался у меня. Но муж мой – человек долга, и он пытается заставить меня понять, что его честь – это данная ему Вами уверенность в том, что невыполнение его задачи станет его личным крахом. Наша дорогая дочь была нашей гордостью и счастьем.
Через месяц у оставшегося ребенка Данглэров, сына 21 года, появились признаки желтой лихорадки; через три дня не стало и его. Данглэр писал Лессепсу:
Не могу выразить Вам всю свою признательность за Ваше доброе и нежное письмо. Мадам Данглэр знает, что для меня она – единственный источник любви в этом мире, мужественно сдерживает свои чувства, но глубоко потрясена… Единственное, что привязывает нас к жизни, – это строительство канала; я говорю «нас», потому что мадам Данглэр сопровождает меня во всех моих поездках и с интересом следит за продвижением работы»45.
Вскоре после этого в Панаме умер жених их дочери – тоже от желтой лихорадки. К началу лета 48 служащих компании канала также были мертвы. В Париже это ужасающее число жертв уже не было секретом. Инженеры, врачи, монахини и рабочие, посланные на строительство канала, заболевали желтой лихорадкой. Больные умирали так быстро и настолько не хватало мест в больницах, что умирающий в последние минуты своей жизни часто видел, как вносили его гроб. Для страдальцев, не попавших в больницу, а их было большинство, конец был еще более ужасным:
Сидя на своей террасе поздно вечером, вы видите, как открывается дверь глинобитного дома напротив через дорогу. Хозяйка дома, у которой на постое двое или трое рабочих – строителей канала, осторожно выглядывает наружу, возвращается в дом, а когда она выходит снова, перетаскивает что-то через порог, протаскивает через узкий проход и оставляет это нечто лежать на грязной улице. Когда она скрывается за закрытой дверью, не слышно ничего, кроме плеска прибоя. … Вскоре начинает светать. Стервятник лениво опускается с крыши и усаживается на что-то на улице. Очертания становятся более четкими. Вы подходите, отгоняете птицу, неожиданно взлетающую обратно на свою смотровую вышку, и стоите, глядя при свете быстро разгорающейся тропической зари на то, что еще вчера было человеком – за месяц до этого – человеком, полным надежд, отплывающим из Гавра. А сейчас он мертв. Желтая лихорадка45.
Так писал приехавший по поручению Herald Tribune С. У. Плюм. Он вспоминал: «Все время одно и то же: похороны, похороны, похороны, по два, три или четыре груженых мертвыми состава в день, постоянно. Никогда не встречал ничего подобного. Неважно было, черные они или белые, когда видишь, как они там умирали»37. Степень заболеваемости точно не устанавливалась, но, по самым скромным подсчетам, в любой конкретный отрезок времени одна треть всей рабочей силы была заражена желтой лихорадкой. Таким образом, за год, скажем, 1884, из 19 000 работавших на строительстве 7000 человек, вероятно, были больны.