Вис и Рамин

В разгаре любовной интриги, когда трагическое и комическое перемешались так, что не разберешь, где начала и где концы, а действие дошло до кульминации, появляется в роли deus ex machina[1] — кто бы вы думали? Свинья, животное отнюдь не почитаемое в мусульманской среде слушателей и читателей поэмы. Жестокий и позорный конец уготовил автор царю царей. На Мубада бросился дикий кабан

И распорол все сердце до утробы,
И место для любви, и место злобы.

Таким образом с помощью дикой свиньи наступает мгновенная развязка, а вслед за нею в оставшихся нескольких страницах поэмы коренным образом изменяется весь ее стиль, характер изображения героев: Вис и Рамин становятся блаженненькими, добрейшими и справедливейшими из царей. Вся художественная, сатирическая прелесть поэмы испаряется, зато для понимания ее иронического смысла мы получаем новый, исключительно убедительный довод.

Последние главы воспроизводят социальную утопию средневекового городского плебса — утопию о справедливом царстве под управлением справедливого монарха.

Вот как зафиксирован в поэме этот переход от социальной сатиры к социальной утопии. Последним достойным аккордом замечательной сатиры прозвучал, как мы видели, выход торжествующей свиньи, вершащей суд и расправу над злом (воистину, неисповедимы пути аллаха, избравшего судебным исполнителем свинью!). Немедленно вслед за этим начинаются довольно пресные, морализирующие строки утопии:

Помог Рамин тяжелый сбросить гнет,
Он вырвал угнетенных из тенет.

Избавились, ты скажешь, от геенны,

Вступили в райский сад благословенный...

Злодеям злая гибель суждена,

Потомки проклянут их имена.

Дальше довольно «хроникально», но достаточно полно перечисляются все благодеяния справедливого монарха, целая программа тех же «людей земли и ремесел», которые прежде устами поэта (надо признаться, гораздо художественней и живее) порицали дворец: строительство городов, благоустройство пригородов и селений, возведение караван-сараев, бань, колодцев, щедрая раздача милостыни нищим, превращение бедняков в богатых, обеспечение спокойствия на торговых караванных путях, назидания вельможам и чиновникам, дабы они не обижали слабых, установление честных судов, уничтожение лихоимства и произвола («И были пред судом его равны богач и нищий, раб и царь страны»), выдвижение ученых в качестве советников царя царей, одним словом — осуществление мечты средневековых простолюдинов:

Не нападали волки на овец,
Легко вздохнули овцы наконец.

Если свинья выступает в финале сатиры в роли верховного судьи над злом и его носителем — несправедливым царем Мубадом, то нас не должно удивлять, что утопические страницы поэмы начинают и ведут до конца наши старые знакомые — ловелас Рамин и притворщица Вис, на сей раз в роли справедливых царей, носителей добра.

Основная идея этих утопических страниц выражена автором в следующей сентенции: «Добру все блага надо предпочесть». Автору поэмы нужно было персонифицировать торжество добра в образе справедливых царей, а под руками у поэта были только Рамин и Вис. Переделка их в хороших, чуть ли не святых, не противоречила эстетическим нормам поэзии XI века, и поэт так и поступил со своими героями.

Удивительная трансформация Вис произошла в два приема. Вначале, для того чтобы усыпить бдительность Зарда и помочь Рамину пробраться к царской казне, она разыгрывает сцену жертвоприношения храму, который расположен недалеко от казны. В каком неожиданно умилительном виде предстает перед нами ветреная, сладострастная Вис!

Вис привела овечек для закланья
И бедняков исполнила желанья:

Каменья, злато, щедро, без числа,

Одежды и монеты раздала.

Здесь Вис еще только святоша. Но через несколько страниц, когда после гибели Мубада Рамин вместе с верной Вис законно воссядут на престол, она сделает следующий шаг, и из святоши превратится в благочестивую, святую царицу.

Рамин же совершает свою трансформацию еще быстрее: едва смыв с рук кровь убитого Зарда, он тут же становится справедливым царем со всеми подобающими последнему качествами, в том числе и святостью.

Признаемся, что назидательные главы поэмы (к счастью, немногочисленные) скучноваты. Но зато именно ими подкрепляется высказанное предположение о том, чьи настроения выражает автор замечательной поэмы, отнюдь не безнравственной, как могло показаться при чтении первых страниц настоящего предисловия.

Собственно говоря, самое главное, что должно было быть сообщено читателю в качестве предупреждения (до прочтения им поэмы), сказано. Некоторые же дополнительные сведения содержатся во второй части предисловия.

К СВЕДЕНИЮ ЧИТАТЕЛЯ