Вишенки

– Николай Николаевич, дорогой мой! – Сидоркин прижал руки к груди, умоляюще смотрел на председателя. – Пойми ты меня, уважаемый товарищ! Это не соглашательство, а здравый смысл. Неужели нашей народной советской власти не нужны толковые хозяйственники?

– Нам нужны преданные делу партии люди. А ты чего боишься? Ну арестуем его, одним бывшим буржуем станет меньше, ну и что? Кому от этого станет плохо? Напротив, молодая Советская республика освободится от потенциального врага, и всё.

– Да какой же он враг? – Николай Иванович бегал уже по кабинету, от бессилия доказать свою правоту готов был завыть. – Это же очевидная истина, неужели не понятно?

– Хорошо, сядь, не сепети, я готов тебя выслушать, только без бабских истерик, дорогой Сидоркин.

Убедил-таки, вроде согласился товарищ Чадов с доводами Сидоркина. И то правда, как не согласиться, если Вишенки сейчас – самый стабильный населённый пункт, практически оплот порядка в неспокойном районе. А всё из-за чего? Только из-за того, что Щербич согласился возглавить сельскую общину, а Макар Егорович в округе пользуется непререкаемым авторитетом у большинства крестьянства. Это факт, с которым не поспоришь, кнутом не перешибёшь, а надо считаться. И как хозяйственник он непревзойдённый. Это когда ещё советская власть подготовит себе таких специалистов, а тут готовый, и работает на неё, власть народную, добровольно, а ему пытаются свернуть голову. Ну, не абсурд? Не о том ли говорит товарищ Ленин? Вот то-то! Он, Сидоркин то есть, вообще подумывает попросить Макара Егоровича взять под своё крыло и Борки. Вот тогда-то он принесёт ещё больше пользы, и это как раз будет соответствовать курсу партии большевиков на сближение с наиболее сознательной частью общества. А то, что Щербич – часть общества, да ещё такая сознательная, кто же станет спорить? Не с луны же он свалился.

Но если тронуть Щербича, арестовать, то ещё непонятно, как поведут себя мужики в Вишенках. Судя по всему, они за него горой. Тогда зачем дразнить собак? Будить лихо? Пускай молчит, пока оно тихо. Лучше использовать на пользу партии, на пользу родной советской власти.

– Уговорил, – согласился, наконец, товарищ Чадов. – Считай, что уговорил. Но это на твоей совести, Николай Иванович, запомни на всю оставшуюся жизнь, что Щербич на твоей совести. Если, не дай Бог, что, ты первый выложишь партийный билет на стол, а не то и станешь к стенке. И я тебя защитить не смогу, да и не буду.

Когда к Сидоркину заехал сам Макар Егорович, председатель сельсовета не стал скрывать перед ним всей правды, рассказал всё как есть. И думку свою про Борки высказал.

– Ты извини, Макар, не всё так просто, в такое время живём, ты уж не обессудь. Я, может, понимаю тебя как никто другой, твою обиду и так далее, но и ты пойми: в тяжкое время живём. Мужик ты сильный, выдюжишь. А я не могу от тебя скрывать всей правды. А ты уж сам, сам, Макарушка, дай тебе Бог здоровья. Мы же с тобой знакомы с детства. Так что… Но если что, сам понимаешь, пощады не жди. Для меня дело партии, дело нашей советской власти выше всего, учти.

– И на том спасибо, что не утаил, сказал честно, – Щербич сел в пролётку, взял в руки вожжи. – А насчёт Борков я подумаю. Хотя душа болит и за эту деревеньку. Скотные дворы уже пустые. Что дальше? Э-эх, да что говорить? Прожрать всё можно, а потом что есть? Надо же смотреть на перспективу, а не жить одним днём, вот так-то, дорогой Николай Иванович.

Всю дорогу до Вишенок Макар Егорович думал о разговоре с Сидоркиным, о Чадове, о тех репрессиях, что учинили большевики после крестьянского восстания в Пустошке.

Это же как надо любить свой народ, свою страну, чтобы так изгаляться над ними? Щербичу всегда до этого казалось, что местные крестьяне – самые мирные, спокойные люди. И чтобы их расшевелить, надо иметь недюжинные способности, так наступить на мозоль крестьянину, чтобы он озверел. А ведь поди ж ты, смогла советская власть. Да ещё как! Даже дед Прокоп Волчков, который разве что в стенке на стенку был заметен, из-под жёнкиной пяты не вылазил, и тот оружие взял в руки. Да-а, далеко пошли большевики. Слух прошёл, что в районе расстреляли около тридцати человек из Пустошки. Имея такую власть, враги уже не нужны. Но жить-то всё равно необходимо, и Родину не сменишь, какая бы она ни была. А вот как сбалансировать, как выжить в такое страшное время? Вишь, посадить хотят, а под шумок могут и жизни лишить. Чего стоит тому же Чадову сказать, что Щербич поддерживал восставших крестьян, лично знаком с одним из предводителей, состоял в дружбе с Логиновым Николаем Павловичем, и всё. И не отмоешься, не выкрутишься, без суда и следствия расстреляют. Нет Щербича – нет проблем. Да и другим наука будет.