– Эстер больна, у нее небольшая температура, – сказала Розалинда папе и сестрам. – Она попросила Мэтью привезти ее домой.
– Зачем это? – спросил отец. – Она здесь больше не живет. – Его слова прозвучали резковато, но мне, честно говоря, тоже показалось странным, что Эстер попросила Мэтью привезти ее обратно в «свадебный торт». Она ведь уже не была маленькой девочкой, нуждающейся в маминой заботе. Да и заботливой мамы у нас никогда не было.
Розалинда явно была обеспокоена: она даже не стала отчитывать отца за его слова, что сделала бы в обычной ситуации. Вместо этого она лишь сказала:
– Я не знаю.
– Она напугана, – сказала Калла.
– В смысле? – спросила Дафни.
– Эстер боится маминого пророчества. О том, что случится что-то ужасное. Вы забыли?
– Мы все прекрасно помним, – сказал отец, – нет нужды заново это обсуждать.
– А что, если Калла права? – сказала Розалинда. – Эстер проснулась и плохо себя почувствовала, что
– Может, ты и права, – сказал отец.
– Конечно, права. Мэтью привезет ее сюда, мы окружим ее сестринской заботой, и к обеду она уже будет как огурчик. Они с Мэтью вернутся в их милый домишко, и Эстер приготовит… – Розалинда осеклась. – Ну, или они сходят в ресторан.
Казалось, что Розалинде удалось развеять беспокойство, вызванное телефонным звонком Мэтью, но, не видя их лиц, я не могла понять, действительно ли они ей поверили – и верила ли она себе сама. Я не стала доедать завтрак и, пока остальные не начали покидать столовую, пошла наверх, мышкой прошмыгнув мимо темного родительского коридора. Белинда безвылазно сидела в своей гостиной, не подозревая о случившемся, и я не собиралась ей ничего рассказывать.
Через час приехала Эстер. Она медленно шла по коридору девичьего крыла: белая колонна, которая покинула дом каких-то двадцать четыре часа назад, снова была здесь, и, хотя все одобряюще ей улыбались, мы понимали, что с ней далеко не все в порядке.
Ее вели под руки Мэтью и мой отец, и она не выглядела как человек с небольшой простудой. Она была в халате и домашних тапочках; медленно продвигаясь по коридору, она с трудом отрывала ноги от пола. Через полуопущенные веки она смотрела прямо перед собой, никого не замечая. Ее волосы были частично заколоты и в некоторых местах слиплись от лака. На ее губах бледнели остатки «цветения вишни», а под глазами чернели разводы туши и карандаша. Такой она вернулась к нам: уже не невеста и еще не жена.
Мэтью с моим отцом уложили Эстер в ее старую постель и сняли с нее халат, под которым обнаружилась полупрозрачная сиреневая сорочка с открытой спиной и рукавами-колокольчиками. Через этот соблазнительный кружевной наряд просвечивали полумесяцы сосков – не самое подходящее зрелище для отца. Как только Эстер накрыли одеялом, он ретировался. Отец редко заходил в девичье крыло, и теперь стало особенно понятно почему. Выходя из комнаты, он велел Доуви вызвать врача.
Мы с сестрами окружили кровать Эстер: общие переживания позволили мне вернуться в их круг. Розалин-да поставила стул рядом с изголовьем и теперь протирала мокрым полотенцем лоб и шею Эстер. Каждые несколько минут она опускала полотенце в миску с холодной водой, которую держала Калла. Дафни стояла у подножия кровати и мягко массировала пальцы ног Эстер через вязаное одеяло. Зили взяла меня за руку, и мы, замерев, смотрели на Эстер.
Мэтью, одетый в легкий бежевый костюм, стоял в коридоре, нервно перебирая в кармане ключи и монеты.
– Завтра мы отплываем, – сказал он. – Она поправится?
Ему никто не ответил. Это он был виноват в случившемся: я это знала, мы все это знали. Эстер прожила с нами целую жизнь, и что с ней стало после одной лишь ночи с ним? Он пытался разглядеть ее с порога, но ближе не подходил. Мы окружили ее девичью кровать, и для него места не было.
С момента прибытия Эстер не сказала ни слова – было неясно, может ли она вообще говорить. Казалось, что ее выключили, как лампочку: она была еще теплой, но уже не излучала свет. А я все смотрела на нее и ждала, когда же она снова загорится. Несмотря на все случившееся – предсказание Белинды и мою встречу с безголовой невестой, невозможно было представить, что этого не произойдет.
Я нагнулась и дотронулась до ее руки.
– Скажи что-нибудь, – умоляюще прошептала я. Как бы я хотела, чтобы при виде меня ее щеки порозовели, чтобы она разозлилась на меня за все, что я сделала. Что угодно, лишь бы она вернулась к нам. Как бы я была рада, если бы она открыла глаза и приказала мне убираться из комнаты, ведь тогда она стала бы прежней.
Розалинда обеими руками нежно обхватила лицо Эстер.
– Эстер? – сказала она тихо. – Дорогая, ты слышишь меня?