Вишневые воры

Мне не было видно Эстер – сестры в панике столпились вокруг нее, – но я видела маму, которая прислонилась спиной к стене и смотрела на дочь расширенными от страха глазами, прикрыв рот рукой. Она перевела взгляд на меня, и на мгновение наши глаза встретились. Мы обе все поняли.

Эстер лежала в постели, и с ее губ срывался протяжный вой. Подойдя поближе, я увидела, что она обеими руками сжимает себе шею; ее глаза были открыты, но в них не было ничего, кроме пустоты. Она выла беспрерывно, не делая пауз для вдоха. В комнату вбежал отец, а за ним – Мэтью с Доуви.

– В чем дело? – спросил Мэтью. – Что происходит? – На этот раз он не остался в коридоре и стал прорываться к кровати: солдат, готовый к бою.

– Я позвонила врачу, – сказала Доуви. Она запыхалась и, чтобы не упасть, схватилась за комод.

Отец попытался оторвать руки Эстер от ее шеи, но та вцепилась в нее мертвой хваткой и не поддавалась. Мэтью поспешил на подмогу, и вместе они смогли разжать ее руки, оставившие на шее красные полосы и царапины от ногтей. Эстер больше не сопротивлялась. Она перестала выть и вдруг обмякла.

Теперь она лежала, как и прежде: раскрытые глаза, отрешенный взгляд. Сестры пытались унять дрожь и справиться со слезами. Никто не знал, что делать дальше.

Но передышка была временной. Эстер села в кровати – впервые за это время, открыла рот и снова принялась выть. На этот раз она вытянула перед собой руки – прямые, негнущиеся. В ней было что-то звериное.

– О господи, – сказала Розалинда, пятясь от кровати. Доуви резким движением схватила Зили за руку и вывела из комнаты.

– Эстер, милая, – сказал Мэтью. – Прошу тебя, скажи, что случилось! – Он подавил всхлип. Я никогда не видела, как плачут мужчины; он пытался сдерживаться, но отчаяние душило его. – Я люблю тебя, – лишь смог выдавить он.

Услышав эти слова, Эстер перестала выть и начала смеяться – громко, безумно. Она опустила руки и взялась за края кровати, удерживая себя в сидячем положении, и спустила ноги на пол. Все это время она продолжала смеяться.

Сквозь сиреневую сорочку просвечивали ее соски: прежняя Эстер сгорела бы от стыда. Она схватила с тумбочки лампу Тиффани – зеленое стекло в тон нарисованного на стене леса – и встала, выдернув шнур из розетки. Мэтью подошел к ней и попытался забрать у нее лампу. Она перестала смеяться и уставилась на него.

– Дорогая, – сказал он, обняв ее и пытаясь увести к постели. Эстер развернулась и ударила его лампой по лицу, и он упал, взвыв от боли. Бросив лампу рядом с ним, она подбежала к окну. Размахнувшись, она разбила кулаком стекло, а потом втянула окровавленную руку обратно. Раны были серьезными, но она не вскрикнула и даже не поморщилась от боли, равнодушно глядя на стекающую с руки кровь.

Никто из нас не проронил ни слова, никто из нас не пошевелился, когда она медленно стянула с плеча сиреневый пеньюар, обнажила грудь и начала медленными, нежными движениями растирать грудь кровью с порезанной руки. Она сняла пеньюар с другого плеча, и он сполз на пол. Она размазала кровь по шее и груди, а затем по животу, бокам и бедрам. Потом она подняла руки над головой, почти радостно, и стала выть еще глубже и протяжнее, чем раньше. Ее тело вибрировало и гудело, извиваясь и выворачиваясь с каждым воплем. Казалось, что она парила в экстазе; ее голова была вздернута вверх, как у волка, а из гортани вырывались утробные, животные стоны.

Затем она обрушилась на пол и умерла.

5

Вскоре на место трагедии прибыл доктор Грин. Не знаю, что именно отец рассказал ему о произошедшем. Доктор предложил сделать вскрытие, но отец отказался – он не хотел, чтобы тело его дочери изрезали вдоль и поперек. Мнения Мэтью, которого отправили в больницу для наложения швов, никто не спросил. Эстер была в родном доме, и ответственность за нее снова легла на плечи отца. Он выдал ее замуж, а после ее смерти забрал обратно.

Белинда, как и все мы, была в шоке. Словно керамическая статуэтка, она стояла у края стола, и казалось, что в любую минуту она может упасть на пол и разбиться на кусочки, которые уже не склеить. Доктор Грин заставил ее выпить веронал и выдал по таблетке моим старшим сестрам, а нам с Зили сказал, что мы еще маленькие. Через час после происшествия Белинда уже спала у себя в спальне, а сестры лежали на диванах в нашей гостиной, погрузившись в спасительное вязкое забытье.

Доуви утешала Зили в нашей спальне, а меня миссис О’Коннор увела на кухню и усадила за стол, поставив передо мной кружку какао. Я вновь оказалась там, где начала этот день, но не представляла ни который час, ни сколько времени прошло с того завтрака.

В соседней комнате отец беседовал с доктором Грином, у каждого в руке по стакану виски. Доктор сказал, что причиной смерти был грипп.

– С утра, когда я ее осматривал, у нее была температура, – говорил он отцу. – Это верный признак вирусной инфекции. Я подозревал, что это грипп, но не хотел, чтобы вы волновались. Мистер Мэйбрик так переживал по поводу предстоящего круиза… – А потом он добавил, что в редких случаях грипп вызывает галлюцинации.