– Возвращаться в эту чертову тюрьму – последнее, что пришло бы мне в голову, но мне срочно надо отлить. – Он был жалок: то восхитительное морское существо, которое поразило нас прошлым летом, теперь казалось грудой хлама, выброшенной на берег. Жизнь героя войны обернулась трагедией, и он барахтался в обломках кораблекрушения.
Доуви увела его в ванную – уходя, он оперся о ее руку. Делит с Розалиндой продолжили прерванный спор, на этот раз об украшениях: какие на Эстер будут серьги, какое ожерелье и, наконец, какие кольца. Делит сказала, что она должна быть похоронена без венчального кольца с бриллиантом.
– Мэтью хотел бы сохранить его на память.
– Что сохранить на память? – спросил Мэтью, который по пути из ванной все еще пытался застегнуть брюки.
При виде сына Делит напряглась; бледной рукой она поправила черные, цвета шерсти скунса, волосы.
– Подожди меня в автомобиле, – сказала она.
– Я хочу поговорить с миссис Чэпел, – сказал Мэтью, опершись о стол.
– Она спит, – ответил отец. Он взглянул на Делит в надежде, что та утихомирит сына. Как собака, чувствующая приближение дождя, он каждой своей клеткой ощущал назревающий скандал.
– Ну так пойдите и разбудите ее, – сказал Мэтью воинственно.
– Она плохо себя чувствует.
– А вот и нет, – воскликнул Мэтью, стукнув кулаком по столу. – Не думаю, что она плохо себя чувствует. Мне кажется, она здесь единственный человек, который знает, что на самом деле происходит, и я хочу поговорить с ней!
Делит подошла к нему и попыталась взять его под руку, но он оттолкнул ее.
– Мы что, будем притворяться, что миссис Чэпел не предсказывала всего этого?
– Пойдем, дорогой, – сказала Делит, снова потянувшись к его руке.
– Миссис Чэпел! – крикнул Мэтью, и его голос эхом разнесся по дому. Он бросился к лестнице, но был слишком слаб, чтобы подняться по ней. На полпути он рухнул и остался лежать, уперев лоб в край ступеньки. Он не шевелился. Я подумала, что он заснул, но вскоре поняла, что он плачет.
Ошеломленная, я вышла в мамин сад и стала рвать первые попавшиеся цветы – шалфей, гортензию, сжав их в кулаке. Белинда не знала, что происходит внизу; отец нанял сиделку, которая постоянно давала ей снотворное.
–
– Да, Мэтью. Будем.
В тот вечер Доуви отослала нас с Зили наверх – выбрать платья для похорон. Вытащив из шкафа все свои наряды, Зили свалила их в одну кучу на кровати.
– Зили, тебе нужно выбрать
– Я хочу посмотреть, что у меня есть, – сказала она, не поднимая глаз и обиженно надув свои пухлые губки. Ища уединения в своем горе, я забыла о сестре и даже не знала, чем она занималась весь день. Кто-то вообще присматривал за ней? Ее перепачканное платье и спутанные волосы говорили о том, что, видимо, нет.
– Где теперь Эстер, как ты думаешь? – спросила она, вываливая на кровать последние платья из шкафа.
В те дни я избегала ее в том числе поэтому: из-за ее нескончаемых вопросов, на которые у меня не было ответа.
– Она на небесах, – сказала я буднично, словно говорила: «Она в аптеке». Платье для похорон я уже выбрала: темно-коричневое, которое я часто надевала в церковь.
– А что там, на небесах?
–
– Наверное, Эстер станет ангелом и будет за нами присматривать? – Она подошла к окну и посмотрела вдаль.
– Может быть, – сказала я. Каждое воскресенье мы с отцом и сестрами ходили в церковь, но темы, звучавшие на проповедях, – Бог, ангелы и так далее – дома не обсуждались. Несмотря на регулярные визиты в церковь, мы не были религиозной семьей. Отец зарабатывал на жизнь созданием и продажей оружия, поэтому вряд ли он особо задумывался о том, куда отправлялись люди, жизни которых уносил очередной выстрел, и о его роли в этом процессе. У Белинды были свои представления о загробной жизни, но с нами она ими не делилась, а ее крики явно не сулили ничего утешительного. Я понятия не имела, что она думает об ангелах и верит ли, что ее дочь станет одним из них.
– Можно спросить у мамы, когда она проснется, – сказала я, выбирая для Зили платье, которое подошло бы к моему если не цветом, то хотя бы фасоном. Повесив на место остальные платья, я выскользнула из комнаты и направилась в библиотеку. С тех предшествовавших свадьбе дней я туда больше не заходила. Безголовая невеста все еще стояла посреди комнаты, перепачканная моей кровью. Я подошла проверить, не поблекли ли пятна крови и не сможет ли Эстер лечь в гроб в этом платье. Мысль о том, что она отправится в вечность в том ужасном наряде, который она возненавидела, была невыносимой. Но кровь лишь потемнела, и я поняла, что сделать ничего нельзя.