Я надеялась, что Эстер откроет глаза и скажет ей с шутливым укором: «Роззи, убери от меня эту мокрую тряпку», но она молчала. Ни движения, ни жеста, ни тени узнавания. Казалось, что она лишь глубже погрузилась в овладевшую ею тьму.
– Эстер, проснись! – громко сказала я, тряся ее за плечо. Она не дернулась и не моргнула.
– Что с ней? – спросила Зили, силясь не заплакать. Она посмотрела на меня, как будто я знала ответ, и перевела взгляд на сестер. Розалинда, Калла и Дафни старались держаться невозмутимо, глядя на Эстер почти таким же пустым взглядом, каким та смотрела перед собой, и я знала, о чем они думают, и сама думала о том же: вот оно,
В коридоре послышались голоса.
– Это, надеюсь, доктор? – спросил Мэтью. Я уже забыла, что он тоже был здесь.
В сопровождении Доуви появился доктор Грин, облаченный в коричневый вельветовый костюм, – очевидно, он прибыл сюда сразу после церковной службы. Он был нашим семейным врачом еще до моего появления на свет: низкорослый, плотный мужчина, седая борода, очки в проволочной оправе.
Доктор Грин поговорил с Мэтью («Вчера вечером с ней все было в порядке, – донесся до меня голос Мэтью. – Утром ей стало нехорошо, а потом… все хуже и хуже»). Доктор Грин, выслушав его, вошел в спальню с черным медицинским чемоданом в руках.
– Я уверен, это всего лишь переутомление, – сказал он, слегка подталкивая Розалинду и Каллу, чтобы подойти к кровати.
Он оглядел Эстер – она лежала в своем сиреневом пеньюаре, на лице – следы свадебного макияжа, по подушке разбросаны жесткие, как солома, каштановые локоны. Она выглядела как старый манекен, списанный в универмаге и выброшенный на помойку. Никто не должен видеть ее такой, подумала я, переживая за ее честь и достоинство. Мне захотелось накрыть ее одеялом до подбородка и смыть с нее косметику влажным полотенцем.
Она все еще смотрела прямо перед собой через полуопущенные веки. Доктор Грин оглядел ее, обеспокоенно пощипывая свою бровь, но как только он заметил на себе мой пристальный взгляд, его широкое, мясистое лицо расплылось в улыбке.
– Да, как я и говорил: переутомление. – Он поднял руку Эстер и пощупал ей пульс.
– Завтра мы должны отплывать в свадебное путешествие, – донесся из коридора голос Мэтью.
– С этим не должно быть проблем, мистер Мэйбрик, – сказал доктор Грин. Он опустил руку Эстер и потрогал ее лоб. – Пульс слабоват, и у нее температура, – продолжил он. – Сегодня ей нужно дать отдохнуть, а завтра она должна поправиться. – Он оглядел нас и добавил: – И лучше не толпиться вокруг нее, молодые леди. – Но никто из нас не пошевелился.
Он пожал плечами, как бы говоря: «Ну, как знаете», и отошел от кровати, прихватив по пути свой черный чемодан, к которому даже не притронулся.
– Что, это все? – спросила Розалинда.
– Она просто утомлена, – сказал доктор. – Свадебные волнения, ничего страшного. Волноваться не о чем.
– Но вы ее даже не осмотрели!
– Моя дорогая…
– Может быть, нам лучше отвезти ее в больницу? – сказала Калла.
–
– Да вы понятия не имеете, о чем говорите, – сказала Дафни.
Доктор Грин засмеялся, удивленный такой настойчивостью.
– Милая леди, я понимаю, что вам тяжело видеть сестру в таком состоянии, но неужели мне нужно напоминать вам, кто из нас окончил Йельский медицинский институт? – Он говорил с наигранной беззаботностью. Мы были дочерьми Генри Чэпела, и это, вероятно, в некоторой степени оправдывало наше упрямство. – Успокойтесь. С ней все в порядке, уверяю вас.
– Но она не может пошевелиться, – сказала Розалинда. – Она ничего не говорит. Она даже не знает, что мы здесь!
– Вероятно, ей поможет морской воздух? – сказал Мэтью из коридора. – Мы завтра отплываем, – повторил он. Дафни застонала.
– Именно! – сказал доктор Грин, нахмурившись и неодобрительно взглянув на Дафни. – Вы плывете из Нью-Йорка в Саутгемптон, не так ли? – спросил он Мэтью.
– Да, – ответил Мэтью. – Лондон, Париж и так далее.
– Прекрасно! Спокойный отдых на борту лайнера – это как раз то, что нужно этой молодой леди. Говорю вам как врач.
Мысль о том, что Эстер может встать и отправиться в путешествие, не укладывалась в голове. Ее пришлось бы поднимать на корабль на носилках, но доктора Грина это почему-то не беспокоило. Он вышел в коридор к Мэтью и Доуви и свободной рукой взял Мэтью за плечо.
– У меня три дочери. Это хрупкие создания.
– Да, – сказал Мэтью. – Я начинаю это понимать.
– В семейную жизнь их лучше вводить осторожно. – Он похлопал Мэтью по спине, и они оба хмыкнули, обменявшись взглядами, смысл которых я не поняла. Быть может, это имело отношение к первой брачной ночи, когда у женщины из-за мужчины текла кровь. Но зачем бы они стали смеяться над таким? Там, где кровь, всегда боль – по крайней мере, я так считала.