Вишневые воры

Наконец Дафни поднялась, и я отпрянула назад. Но она даже не посмотрела в мою сторону. Она отложила альбом и подошла к Веронике – теперь они обе сидели друг перед другом, подогнув ноги. Дафни потянулась и убрала упавшие на лицо Вероники пряди волос, а потом нагнулась и поцеловала ее в губы, затем в шею и ниже, подбираясь к груди; я резко отвернулась, почувствовав неожиданный укол ревности. Мое лицо пылало, сердце колотилось так сильно, что мне казалось, что я лишусь чувств. Я вцепилась в дерево – прикосновение к его грубой коре хоть немного вернуло меня к жизни. Мне вспомнились книги, которые Дафни часто оставляла в гостиной, – «Дьяволица», «Грех на колесах», «Женщины на войне», – я-то думала, что это просто дешевые романы. Теперь я понимала, что это были дешевые романы немного другого сорта.

Когда я вновь посмотрела на лужайку, Вероника лежала на спине, а Дафни стягивала с нее юбку. Отбросив юбку в сторону, она, как была в шортах и блузке, забралась на Веронику, и они снова начали смеяться. Я не знала, чем они занимаются, но смотреть больше не могла и стала пробираться назад тем же путем, сквозь заросли вишни, а в это время за моей спиной смех затих и послышались тихие стоны Вероники.

5

Какое-то время я бродила по лесу, чтобы никому не попасться на глаза; мое лицо горело так сильно, что я начала волноваться, уж не останется ли оно таким навсегда.

Вернувшись домой, я услышала звуки фортепиано – обычно Зили после урока еще пару часов продолжала играть. По тому, что она играла, я всегда могла понять, в каком она настроении. До смерти Эстер она предпочитала песни из бродвейских шоу и фильмов: «Пролетка с бахромой»[13], «Падает звезда – загадай желание»[14], но зимой ее потянуло на более меланхоличные мелодии: она бесконечно разучивала (по крайней мере, пыталась) «Лунную сонату» Бетховена и «Утешения» Листа.

Когда я поднималась в наше крыло, она играла «Свадебный хор» Вагнера. Она злилась, что Розалинда решила провести свадьбу без девочек-цветочниц и подружек невесты и, вероятно, выбором музыки хотела внушить ей чувство вины, только Розалинды дома не было. Я прошла мимо маминой комнаты, волнуясь, как подействует такая музыка на нее, но, к счастью, ее дверь была закрыта. Послеобеденный сон.

Я приоткрыла дверь в библиотеку и просунула голову внутрь: Калла сидела за столом у окна и, сгорбившись, что-то быстро писала. На оловянном блюде горела свеча, хотя комнату ярко освещало солнце.

– Кто там? – спросила она, не поднимая глаз от блокнота.

– Это я, Айрис.

– Прошу тебя, скажи Зили, чтобы она перестала играть эту ужасную музыку, – сказала она, но я не собиралась этого делать. Если ей так хочется, пусть скажет сама.

Я пошла дальше по нашему крылу, мимо закрытой двери в спальню Эстер и Розалинды, и вдруг услышала за спиной гулкие шаги. Я обернулась и увидела Дафни, которая поворачивала в мою сторону с альбомом и карандашами в руке. От неожиданности я снова покраснела. А вдруг она видела, что я за ними подглядывала? Вряд ли, но при виде ее я все равно запаниковала.

– Что это с тобой? – спросила она, зайдя в свою спальню и положив вещи на стол. Из прохода я видела, как она сняла шорты и надела черную юбку.

– Ничего, – сказала я, пытаясь уложить у себя в голове, что у Дафни есть тайная жизнь, о которой я и не подозревала. Я-то думала, что они с Вероникой проводят дни за сигаретами и пластинками. Разве я могла представить, чем они на самом деле занимались?

Дафни стояла перед зеркалом и расчесывала волосы – точнее то, что от них осталось. В первые же теплые дни весны она пошла в парикмахерскую, и ее простой «паж» сменился вызывающе короткой стрижкой пикси. Будь она не шатенкой, а рыжей, она бы походила на спичку. Впрочем, отец дал ей менее образную характеристику.

– Ты похожа на мальчишку, – сказал он, не скрывая своего презрения. Я вспомнила, как она забралась на Веронику, и закрыла глаза, словно это должно было помочь мне избавиться от этой картины. Но как я ни старалась, я видела лишь их переплетенные руки и ноги и соприкасающиеся тела.

Я открыла глаза: прямо передо мной возникло ухмыляющееся лицо Дафни.

– Странная ты все-таки, – сказала она и проскользнула мимо меня в коридор. – Мы с Вероникой едем в отель, – бросила она через плечо. – Если кто-нибудь спросит, – никто не спросит, – я вернусь к ужину.

Когда Дафни ушла, я хотела было заглянуть в оставленный на столе альбом, но тут появилась Зили, которая начала жаловаться, что у нее от занятий онемели пальцы. Она стала упрашивать меня поиграть с ней в настольную игру, и я неохотно согласилась.

В тот вечер перед ужином мы зашли к Белинде. Еще зимой отец поручил нам с Зили навещать ее за полчаса до ужина, а потом вместе с ней спускаться в столовую. «Вашей матери нужна компания», – сказал он, давая нам это задание и, видимо, осознавая, что из всех сестер его способны выполнить лишь мы.