Земля, покрывавшая свадебный фарфор и подарки Эстер, всю зиму была укутана снегом и больше не выглядела потревоженной, и осколки тарелок, брошенных мной сверху, наполовину ушли в землю – то тут, то там торчали их острые концы. Я потянула за один осколок и вытащила его. Увидев на нем рисунок – цветок яблони, я одновременно почувствовала и свое горе, и свою вину – эти два переживания были запрятаны во мне не так уж глубоко.
Мне стало жарко, я сняла жакет и села, облокотившись спиной о дерево и раскинув перед собой ноги. Я закрыла глаза и вскоре уснула. Мне приснилась Вероника: она сидела, поджав под себя ноги, на холме, где я зарыла вещи Эстер. Одета она была так же, как в тот день, – льняная розовая юбка, а сверху – ничего, только теперь она позировала мне, и это моя рука рисовала ее.
Во сне я всегда была прекрасной художницей. Я начала рисовать ее колени, потом поднялась к животу, груди и плечам; дойдя до лица, я заметила, что ее губы шевелятся, но не могла расслышать издалека, что она говорит. Я продолжала рисовать, а она что-то неслышно говорила, напряженно, словно взывая ко мне.
– Вероника! – крикнула я, впервые произнеся вслух ее имя.
Отложив альбом, я встала и пошла к ней, но сон начал меркнуть, что-то его нарушило, какой-то звук, доносившийся из леса, – хруст веток под чьими-то ногами. На поляне был кто-то еще.
Я открыла глаза и огляделась.
– Кто здесь? – робко спросила я. Снова треснула ветка, но я не поняла, в какой стороне. «Эй!» – я хотела крикнуть это, но из моего горла вырвался лишь скрипучий звук. Я вскочила и спряталась за стволом дерева, все еще сжимая в руке осколок тарелки – довольно острый, если придется обороняться. Я снова услышала треск и выглянула из-за дерева, надеясь убедиться, что на поляне никого нет. Мои глаза не заметили никакого движения, и все же я чувствовала чье-то присутствие, словно я была здесь не одна.
Мне хотелось позвать на помощь, но меня все равно никто бы не услышал. По правую сторону я увидела тропинку, которая вела к дому. Взяв себя в руки, я ринулась к ней.
На бегу я слышала за спиной шаги, и они становились все ближе. Я быстро оглянулась, но сквозь мелькание деревьев и солнечные блики толком не могла ничего разглядеть. Я бежала и бежала, заставляя себя быстрее переставлять ноги и оглядываясь каждые несколько секунд, пока вдруг не врезалась в дерево. К счастью, я ударилась не лицом, а плечом, но довольно сильно, и тут же оказалась на земле. Я кричала и извивалась, пока в конце концов не свернулась в маленький грязный комочек. Сквозь свое тяжелое дыхание я продолжала слышать шаги. Кто-то приближался. Я не знала, как далеко еще до дома и услышит ли меня кто-нибудь, если я закричу. Защищаться я могла только осколком тарелки.
Я начала плакать – еле слышно скулить от страха, и тут я услышала голос, который настойчиво сказал: «Они идут за нами, Айрис!» Мне был знаком этот голос. Я не слышала его уже девять месяцев. Приподнявшись, я огляделась, но вокруг никого не было.
– Эстер?
Это была она. Я точно знала: это была она.
Хромая, я пошла в сторону дома, не выпуская из рук осколка. Я понятия не имела, который был час, но наверняка все уже собрались к ужину и недоумевали, куда это я подевалась. Мне предстоял неприятный разговор.
Миссис О’Коннор встретила меня на кухне, и ее глаза расширились. Шляпку и жакет я оставила в лесу, поэтому ничем не могла прикрыть ободранную, всю в синяках руку. Мое платье было измазано в грязи, а кисть с зажатым в ней осколком кровоточила.
– Со мной все в порядке, – сказала я, хотя она ничего не спрашивала. Подойдя к дверям в столовую, я услышала голос Розалинды:
– А что, звучит неплохо: Розалинда Уайтли. И у нас с Родди будут одинаковые инициалы.
– Главное, не проси меня одолжить тебе запонки! – сказал Родерик, и все засмеялись.
Когда я вошла в столовую, Розалинда сидела, вытянув перед собой руку и любуясь кольцом с бриллиантом. Все повернулись ко мне, включая сидевшую напротив отца Белинду. Стараниями сиделки на ней было желтое платье, почти такого же цвета, как мое, волосы заколоты наверх, на груди – брошь с бриллиантами и сердоликом. Ее принарядили для празднования воскресения человека, в которого она даже не верила.
– Айрис, с тобой все в порядке? – спросил отец, и Зили взволнованно добавила:
– Что случилось? Мы тебя потеряли.
– У тебя
– Примерно так я выглядел прошлым летом, когда упал с лошади, – усмехнувшись, сказал Родерик.
– Не обращай на нее внимания, – сказала Розалин-да, снова с нервной улыбкой. – Она у нас со странностями.
Я села за стол между Зили и мамой. Положив испачканный кровью осколок у своей тарелки, я взяла белую льняную салфетку, стерла с руки оставшуюся кровь и расправила салфетку на коленках.
– Я заблудилась в лесу, – сказала я. – И врезалась в дерево.
С губ Дафни слетел смешок. Она повернулась к Розалинде, и они обменялись понимающими взглядами.
– В этот раз ты превзошла саму себя, – сказала Дафни, указывая на осколок. – Это что? Предмет культа, который ты нашла в лесу?