Vita Nostra. Собирая осколки

И сфера вдруг открылась его глазам. Она висела в воздухе, как мяч, но находилась вовсе не в спортзале. Валя мог отлично ее видеть – насквозь. Внутренняя поверхность белая… А снаружи она красная, как закатное солнце…

«Не нарушая целостности, мысленно деформируйте сферу таким образом, чтобы внешняя поверхность оказалась внутри, а внутренняя – снаружи».

Семьдесят пять. Восемьдесят. Валя не чувствовал ног. Там, где были его колени, бедра, голени, теперь помещалась боль, будто Валю окунули в кипящее олово. Зато перед глазами у него по-прежнему висела сфера – совершенная, как пропуск в прекрасный мир. И у Вали была власть над этой штукой.

И он мысленно вывернул сферу, не повредив ее нежной тонкой оболочки. Это было как глоток воды после длинной жажды, как первый весенний день после долгой и душной зимы. Сфера сделалась похожей на луну – белая, а солнце светило внутри.

Вале показалось, что он был парализован всю жизнь, а теперь встал и пошел. Но и эта странная сфера радовалась вместе с ним – пульсируя, она изменила очертания, разделилась, бросая вызов, и Валя почувствовал сладкую жуть – неужели и такое возможно?!

* * *

– Алиса, я знаю, что вам трудно. Но мне тоже нелегко, поверьте. Если все ваши однокурсники смогли пройти этот курс упражнений, то и вы тоже можете. Почему, как вы считаете, у вас не получается?

– Я плохо училась на первом курсе, – повторила девчонка, будто раскаяние могло спасти ее.

– Но ведь теперь у вас было время, много времени, и вы честно старались. Почему не выходит?

– Я бездарная…

Алиса вдруг выпрямила спину и поглядела на Сашку, осененная идеей:

– Я бездарная! Отчислите меня из Института!

Сашка отвела глаза, чтобы не видеть ее надежды.

– Пробуем еще раз, – сказала вслух. И добавила про себя: «В последний».

Девчонка съежилась. Ее надежда ушла, остались беспомощность, усталость и боль в избитом теле. А Сашке снова привиделось, как там, внутри, умирает от жажды ребенок над кувшином, полным свежей воды.

* * *

…Сто восемнадцать. Валя сам не понимал, как его мышцы еще могут сокращаться. Но была несомненная, точнейшая связь между физическим усилием, мышечной болью и картинами, которые ему открывались.

Вот перед ним две сферы. Вот они, не деформируясь, просачиваются в точку, заданную на плоскости. Вот большая помещается внутри малой, их объемы не изменились. Эти сферы нельзя нарисовать или смоделировать, их можно только увидеть внутренним зрением. Сто шестьдесят один…

…Почему Алиса отталкивает от себя эти упражнения, это же ключ, это смысл, это свобода и удовольствие! Надо просто почувствовать вектор… направить волю на действие, а не…

Воспоминание об Алисе выкинуло Валю из измененного пространства. На счете «сто девяносто восемь» он упал и ноги отнялись.

* * *

Девчонка дернулась, как от удара током. Внутри нее, там, где болталось в первобытном бульоне непрозвучавшее Слово, вдруг сдвинулись слои и пласты, поменялись оси координат. Фрагменты информации потянулись друг к другу и встали на место, будто части вправленного сустава. Умирающий от жажды, оглушенный слепой ребенок дотянулся до кувшина, коснулся губами горлышка и стал пить, утоляя жажду, получая глоток, еще, еще…

Алиса сидела с закрытыми глазами, и веки подрагивали. В системе открылся забитый прежде, заваленный информационный канал, и девчонка получала теперь цепочки смыслов вне человеческого опыта.

Сашка откинулась на спинку стула и замерла, не смея пошевелиться.

* * *

Волейбольный мяч шлепнулся на гору гимнастических матов. Дождь загрохотал по козырькам снаружи, полились потоки воды. Валя застонал и сел на полу. Белые кроссовки Физрука, казалось, светились в дождевом полумраке.

Валя взялся за голову. Чувство было такое, что он чуть не прыгнул с очень высокой крыши. Или прыгнул? Или потерял нечто очень ценное и не может даже вспомнить… или, наоборот, что-то нашел?!

– Сто девяносто восемь, – сказал Физрук. – Еще два. И пойдешь на занятия к Олегу Борисовичу.

Валя встал, почти не чувствуя ног. Изобразил два приседания, нарушая все правила, – просто дернулся пару раз, еле-еле сгибая колени. Физрук не стал придираться. До начала пары с Портновым оставалось две с половиной минуты.

– Я… видел…

– Я знаю, что ты видел. – Физрук кивнул. – Я уже миллион лет не встречал студента, способного просто сделать то, что ему говорят… За тобой остаются отжимания, сдашь в другой день. Не беспокойся, я ничего не забываю.

Странный звук пронесся по зданию института снизу, из вестибюля. Валя вздрогнул: это был многоголосый вой…

Вой радости, такой, что кровь в жилах стынет.

* * *

– Сели, группа «А», и открыли книги. Шанин, вас тоже касается. Второй курс будет сегодня шуметь, им это позволено в честь исключительного события… А вас я прошу тренировать ухо на слово «зачет». И не нарываться на меры, через которые пришлось пройти второму курсу.

Ева, усаживаясь на свое место, оглянулась. Пашка мысленно взмолился: ну узнай же, наконец! С кем ты встретилась перед занятием? С кем пила чай на кухне? Но Ева мигнула тонко подкрашенными ресницами и снова обернулась к доске.