Vita Nostra. Собирая осколки

– Что конкретно тебе нужно от близнецов Григорьевых? – Костя уселся напротив. Тянулась ночь, догорал камин, небо снаружи было уже почти ясное, и луна светила в полную силу.

– Мне нужно, чтобы они направили меня… туда.

Сашке привиделся свет в черноте и тень самолета – вне пространства, вне времени.

– «Туда», – повторил Костя задумчиво. – Тебе нужно наречие направления, Самохина. Сильное, сильное наречие.

Сашка поднялась и подкинула полено в камин. Огонь сперва притих, будто обалдев от щедрой подачки, а потом залопотал с удовольствием и охватил сухую деревяшку.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? – спросила Сашка, глядя на огонь.

Костя смутился:

– Извини, Пароль.

Сашка грустно улыбнулась:

– Мне страшно смотреть на себя в зеркало, Костя. Я знаю, что делаю и что еще придется сделать. Сегодня мой брат заявил мне, что мама меня не любила и никто не любил…

– Он хотел тебя укусить, – мягко сказал Костя. – От страха. А твоя мама и сейчас тебя любит.

– Нет. – Сашка покачала головой. – То была другая история, другое время, другая девочка. А ты… меня любил?

– Ты прекрасно знаешь, – Костя улыбнулся. – Все, что было когда-то моей жизнью, и все мое грамматическое существование… отражает тебя, заполнено и сформировано тобой и было бы совершенно другим, если бы мы не встретились.

Сашка посмотрела внутрь себя. Костя был прав, и она знала это раньше. Никак не оценивала, просто знала.

– Следующим ходом я должна попросить у тебя прощения, – пробормотала себе под нос.

Костя помотал головой. Губами снял с вилки белый, истекающий паром ломтик рыбы, прищурился от удовольствия, проглотил. Сашка смотрела, как аппетитно он трапезничает, и сама наконец начала понемногу есть – правда, не чувствуя вкуса.

– Можно тебя кое о чем спросить? – осторожно заговорил Костя.

Сашка насторожилась. Кивнула.

– Твоя любовь к твоему пилоту, – он чуть запнулся, – была сконструирована? Если да, то кем, тобой или… тем, кого мы договорились не поминать?

– Что такое верификация, Костя? – спросила Сашка после длинной паузы.

– Эмпирическое подтверждение теоретических положений науки путем «возвращения» к наглядному уровню познания, когда идеальный характер абстракций игнорируется и они отождествляются с наблюдаемыми объектами, – ответил он без удивления.

– Может быть, любовь к Ярославу и была когда-то кем-то сконструирована. Для решения неких грамматических задач. Но верификация моей любви – это самолет, который садится в грозу и остается цел, хотя должен был разбиться. И это мир, который я создала, и он существует… пока. И я сохраню его. Даже если придется измениться.

Часть третья

Глава 1

Четвертого сентября Ева постучала к ним в комнату со своей обычной хулиганской улыбкой и прической как у очень напуганного ежика. Артур не поднял головы от книги, зато Пашка встал и вышел в коридор.

К сожалению, у разговора оказались свидетели – соседки Евы по комнате и еще второкурсник, который тащил из кухни горячую кастрюлю в полотенце. Пашка не хотел бы сторонних ушей, но Ева сама, поддерживая имидж «отчаянной девчонки», положила ему руки на плечи и улыбнулась, словно наедине. Пашке ничего не стоило обнять ее в ответ – раз уж такие правила она устанавливает.

– Останемся друзьями, – сказал Пашка. Ева сперва не поняла, все еще улыбалась, глядела Пашке в глаза доверчиво, как веселый щенок. Ее соседки по комнате делали вид, что не могут справиться с дверным замком, а второкурсник чуть не выронил свою кастрюлю.

Тогда Пашка очень осторожно и очень решительно высвободился:

– Останемся друзьями. Так много учебы… нет времени ни на что.

И больше не стал на нее смотреть и не стал разговаривать, а ушел обратно в комнату и запер дверь на защелку. Артур больше не сидел над книгой, он стоял у окна, опершись кулаками на подоконник.

– Ну зачем?! – спросил он тихо, не глядя на Пашку. – Зачем – с ней – так?!

– Затем, что девчонок много, а брат у меня один, – сказал Пашка, чувствуя, как от этих слов накапливается горечь во рту.

С тех пор прошло полтора месяца, а они с Евой не сказали друг другу ни слова. Ни полслова.

* * *

В бассейне отражались лампы дневного света. Отблески разбивались в мелких волнах и складывались, как стекляшки в калейдоскопе. Валя видел их почему-то цветными.

Он сфокусировал взгляд, с новым любопытством разглядывая своих однокурсников. Свет ли в бассейне был тому виной, или брызги, или теплый пар, пробивавшийся из вентиляционных отдушин, – но Вале показалось, что в воде плещутся не люди, а тени… Тени чего?

Вале показалось, что он сейчас свалится в бассейн, но не так, как раньше – с брызгами и плеском. Что он сам сделается бассейном, не растворится в воде – но станет водой, присвоит эти блики и тогда уже поймет их природу, а для этого надо всего лишь мысленно деформировать четырехмерный объект, и…

Резкий свист, от которого уши закладывает.

– Валентин, все в порядке?