– В чем дело, Григорьев А? – Портнов кинул поверх стекол свой цепенящий, примораживающий взгляд. Артур постоял еще секунду – и молча сел. Низко опустил голову, Пашка видел теперь только его макушку. Портнов значительно молчал, давая осознать «катастрофу» всем присутствующим, и Пашка вспомнил, снова будто в тумане, что в последние несколько недель Портнов ругал его на индивидуальных. Но поскольку Портнов всех практически ругал, Пашка не придавал этому особенного значения.
– Олег Борисович, – заговорила Ева непривычно высоким, прерывающимся голосом, – я все сдам, я же обещала!
Пашка понял, что она готова разрыдаться перед всей группой и что он не может этого допустить и не допустит. Он подошел к Еве и впервые, может быть, с момента их знакомства взял за руку:
– Не принимай близко к сердцу. Это воспитательный момент, Олег Борисович хочет, чтобы мы побольше читали дурацкие модули, которые врут, и делали упражнения, которые…
– Заткнись! – выкрикнул Артур. – Тебе мало?! Замолчи!
Ева испуганно выдернула руку. Посмотрела на Пашку потрясенно, но плакать передумала.
– Ты все сдашь, – повторил Пашка, чувствуя, как его несет волна куража, и как воображаемый хомяк проламывает прутья клетки, и как смыкает зубы на горле «экспериментатора». – Не бойся!
Он обернулся к однокурсникам:
– У нас очень талантливый курс! Все так говорят! Александра Игоревна так говорит, правда, она врет почище модуля…
– При чем тут она?! – подал голос Валя. – Ты ничего не знаешь!
– А что, – продолжал Пашка, – если бы мы все вдруг бросили учиться и уехали из Торпы? Что, наш куратор достал бы сразу всех?!
– Идиот, – безнадежно простонал Артур.
– Тихо, – уронил Портнов, и тишина вернулась, только Артур тяжело дышал и посвистывал ветер в неплотно закрытой форточке. – Григорьев Пэ и Данилова, идите на место, все уже достаточно на вас насмотрелись… И наслушались…
Пашка пропустил Еву вперед. Та шагала уже не как на подиуме – как на плаху.
– Я сам во многом виноват, – не повышая голоса, говорил Портнов. – Я не писал докладных куратору, когда это следовало делать. Но теперь поздно, зачет назначен на второе января. Единственный студент в группе «А» получит зачет автоматом…
Он сделал паузу, дожидаясь, пока Пашка усядется на свой стул.
– …И это Валентин Шанин, – закончил Портнов. – Звонок… все свободны.
В холле, у самого выхода из аудитории номер один, Валю догнала Алиса и обняла, никого не стесняясь, потому что об их отношениях, конечно, знал весь Институт.
– А мне специальность автоматом…
– Мне тоже, – сказал Валя.
– Правда?! – Она запрыгала, как маленькая девочка. – Ура! А тогда ты мне поможешь с капустником? На Новый год будет концерт, вот на меня навесили… Поможешь, правда?
В десяти шагах перед ними, у подножия конной статуи, плотной толпой стояла группа «А», а в центре ее что-то происходило. Один парень тряс за плечи другого, по виду свою копию, и шепотом кричал ему в лицо – будто шипел. И тут же, окруженная однокурсницами, стояла девчонка с короткими волосами, и синие глаза ее казались затянутыми льдом.
– Что там у вас? – наконец-то обратила внимание Алиса.
– Портнов сказал, что двое провалят зачет, – ответил Валя. – Пашка и Ева.
– Н-нет. – Алиса изменилась в лице. – Но…
Валя несильно сжал ее руку, выпустил и подошел к однокурсникам.
– Да сдам я! – Пашка наконец-то освободился из рук брата. – Грабли свои убери! И я сдам, и Ева сдаст… А провалим – тоже невелика потеря…
– Я тебя убью, – очень внятно прошептал Артур.
– Впервой, что ли? – Пашка пожал плечами.
И тогда Валя увидел, как человек из бордово-красного становится серым за несколько секунд. Артур развернулся и пошел к выходу из здания, хотя до звонка оставалось всего ничего и следующей парой была философия. Пашка посмотрел ему вслед – Вале показалось, что он сейчас бросится догонять…
Но Пашка остался. Крепко взял Еву за руку. Оглядел встревоженные, любопытствующие, напуганные лица:
– Представление окончено. Забудьте.
Вечером Валя позвонил сестре. Он делал это редко, обычно она ему звонила. И хоть она и клялась, что он может приходить к ней в гости хоть каждый день и никто не узнает – Валя соблюдал приличия и не навязывался.
Хотя ему, честно говоря, очень нравилось у нее в мансарде. Там было спокойно и уютно по-домашнему, а главное – Саша много рассказывала о маме, о тех ее годах, которые Валя не помнил.
Он переспрашивал:
– В какой это было… грамматической реальности?
– В той, которая для меня стала самой первой. Но я не настолько самоуверенна, чтобы отсчитывать тексты, начиная с себя.
Потом Валя понял из ее оговорок, что существовала другая реальность, где у мамы не было мужа по имени Валентин. И не было сына. Была только Саша, которая не сбежала ни в какую Торпу. И Валя слушал эти рассказы, как, наверное, первобытные дети слушали разговоры старших вечером у костра, и мир, в котором Вали вовсе не было, не пугал его. Так, еще одна сказка, еще один текст.
И вот в тот день, когда Портнов объявил, что Паша и Ева валят сессию, Валя снова набрал ее номер.