— Справишься? Я в операционную, — бросила мне Таня и убежала. Я посмотрел ей вслед и дальше потащил раненого. Народ суетился. Кто мог ходить, сам ломился к выходу, кто был в состоянии, выносил лежачих.
— Некуда класть, братцы! — кричали из кузова ближайшей полуторки. — Там дальше две машины.
Пришлось нести раненого к следующему грузовику. Еле успел. Двое затащили бедолагу в кузов, и машина тронулась.
Ещё один взрыв грохнул, и над палатками взметнулись комья земли. «Куда Таня запропастилась?» — вертелось в голове. Была б моя воля, схватил бы её и утащил отсюда. Но я не мог бежать, когда стольким людям вокруг требовалась помощь. Да и Таня не согласилась бы.
Я не знал, сможет ли моя магическая оболочка выдержать прямое попадание снаряда, но от взрывной волны и осколков точно защитит — в этом не сомневался. А потому и не сильно беспокоился за свою жизнь (хотя, конечно, под артобстрелом было страшновато — не без этого). Гораздо больше переживал за Таню. Я не смог бы её защитить, даже если б находился рядом. Такими способностями я не обладал. Меня снедали тревога и ощущение собственного бессилия. Будучи поблизости, я ничего не мог сделать, чтобы спасти человека, которого любил. Магия не могла тягаться с рвущимися снарядами. Поэтому-то в последнее время боярские кланы со своими чарами и отходили на третий план в качестве боевых единиц. Поговаривали, что ещё пятьдесят лет назад войны в этом мире выглядели совсем иначе.
Я пошёл обратно. Всматривался в лицо каждой медсестры, желая увидеть Таню, убедиться, что с ней всё в порядке. Но всякий раз меня ждало разочарование.
— Браток, помоги, — окликнул меня кто-то. Я обернулся: два солдата втаскивали на носилках раненых из палатки.
— Там ещё ребятки остались, — солдат кивнул на вход.
Что поделать. Пошёл к ним. Тане я сейчас никак не мог помочь, а вот вытащить из-под огня двух-трёх бойцов было в моих силах. Я ворвался в палатку. Там медсестра забинтовывала раненого. Ещё пятеро лежали в койках, неспособные уйти самостоятельно.
— Давай сюда! — махнул мне рукой солдат, который пытался переложить на носилки одного тяжелораненого бойца, обмотанного кровавыми бинтами с ног до головы.
Я помог. Мы вытащили забинтованного и потрусили к выходу. Свист, а потом — взрыв за спиной. Земля вздрогнула под ногами. Бросив носилки, мы инстинктивно шлёпнулись ничком в грязь. Приподнявшись, я обернулся: половина палатки, из которой мы вышли, оказалась срыта, и обрывок брезента трепыхался в клубах дыма.
Мы поднялись, схватили носилки, побежали дальше. Когда добрались до грузовика, снова грохнуло. Снаряд упал совсем близко. Над ухом я услышал жужжание осколка. Заорало несколько человек, завизжала женщина. Одного солдата отбросило в сторону с разорванным брюхом.
Мы с бойцом сделали ещё несколько ходок. Взрывы гремели повсюду, некоторые снаряды падали на госпиталь, другие рвались в лесу неподалёку. Врачи, медсёстры, солдаты, что могли ходить, самоотверженно вытаскивали раненых товарищей из-под огня, и порой помирали сами. Я видел, как двоих бойцов, что тащили под руки третьего, накрыло взрывом. От них ничего не осталось. Одному прямо у меня на глазах осколком отрезало руку по локоть. В меня тоже попал осколок — такой здоровый, что если бы не энергетическая защита, наверное, пополам бы перерубило. Я же продолжал искать глазами Таню, надеясь, что она ещё жива. Но и не находил её…
Выбравшись из-под огня, госпиталь обосновался возле дороги, примерно в версте от предыдущего места дислокации. По одну сторону находилось поле, по другую — лес. Раненых складывали в лесу или оставляли прямо в машинах и телегах. Я шлёпал по грязи промокшими ботинками и всматривался в лица медсестёр, я искал Таню. Но её нигде не было. Моя надежда на лучший исход угасала.
У штабной машины, над расстеленной на капоте картой склонились офицеры. Трое. Подполковник что-то объяснял своим подчинённым. Рядом стоял радист с большой зелёной радиостанцией за спиной. Меня они даже не заметили — так были поглощены своими делами.
Я не стал их отвлекать, побрёл дальше. Остановился возле крайней телеги. Тут курили два солдата. У одного была перебинтована голова, у другого — рука. В телеге лежали покойники. Ещё несколько мертвецов с синюшными лицами были сложены рядком вдоль дороги.
— Слыш, парень, ты как вообще? — спросил солдат с перебинтованной головой.
Я только рукой махнул и сел возле телеги, прислонившись к колесу. Голова не просто болела — она разрывалась на части, словно фугасный снаряд. И ничто меня от этого избавить не могло. Врачеватели — далеко, они не помогут. Оставалось только постараться дожить до ночи и отоспаться в надежде на то, что хоть сон утихомирит становящуюся невыносимой боль
— Ты лекарь? — спросил тот же солдат.
— Нет. Я тут случайно.
— Видел, что эти изверги сделали? Что б им в огне гореть!
— Война, — пожал плечами его товарищ с перебинтованной рукой.