Витязь

Я передвинул танк на новую позицию, спрятав его, как и прежде, в зарослях. Доложил обстановку подполковнику Серову.

Не смотря на то, что мы отбили ночную атаку, хорошего было мало. По сообщению разведки, нас ожидала очередная волна. Противник концентрировал войска в семи вёрстах к западу отсюда. Планировалось наступление на широком участке с применением бронетехники. А у нас силы были на исходе. В ходе ночной атаки погибло много народу, а те, кто остался, оказались вымотаны и могли свалить из траншеи, стоило только врагу показаться на горизонте.

Я спросил у экипажа, как настрой. Солдаты промолчали, ответил только унтер-офицер.

— Боязно, если честно. Их вон сколько, а наст тут раз-два и обчёлся.

— Это верно. Но за нами Россия, так сказать. Надо продержаться.

— Извини, конечно, Михаил, — опасливо произнёс унтер-офицер (я ещё вчера велел обращаться ко мне на «ты»). — Но за что нам здесь помирать? Это же чужая земля. Оба императора захотели её себе, вот и дерутся. А нам-то какой прок во всей этой кутерьме?

— А ты, смотрю, разбираешься, — усмехнулся. — Так-то ты прав, с одной стороны. От всей возни пользы нам никакой. А с другой… — я задумался: а что с другой? Нет, не мастак я был толкать пропагандистские речи, да и сам не очень понимал, какой смысл в этой бойне. И вроде бы всё проще не куда: каждый правитель хочет оттяпать себе кусок пожирнее от ослабевшей страны. Но вот зачем простым мужикам, оторванным от плуга и от семьи, помирать за чужие интересы, я тоже понять не мог. — Много народу погибнет. И так жертв до хрена, а если враг в тыл прорвётся — совсем худо будет. Короче, надо держаться, мужики…

— А вот ты зачем здесь? — спросил меня унтер-офицер.

— Девушку приехал спасать, — честно ответил я.

— И как? Спас?

— Оказалось всё намного сложнее, чем я предполагал изначально.

— С бабами всегда так, — понимающе закивал унтер-офицер.

Раздался свист и в поле перед нами рванул снаряд. Где-то в стороне — другой, потом — третий.

— Понеслась… — проговорил я, взглянув в перископ.

Снаряды падали повсюду: перед траншеей, за ней, в лесополосе, и даже, судя по грохоту за спиной, долетели до села. А мы сидели, запертые в пропахшей машинным маслом большой железной коробке, ожидая в любой момент удара. Один раз рвануло совсем близко. По броне застучали осколки и на крышу посыпались комья земли.

Спустя час, я через приборы наблюдения увидел массу чёрных точек, движущихся вдали по полю. Началась очередная атака.

Среди рассеявшейся по полю массы пехоты выделялось несколько точек покрупнее — шагоходы, бронемашины и танки. Последних я насчитал семь. Немного. Но если учесть, что у нас танк был всего один, а с противотанковой артиллерией — совсем беда, то и семи хватит, чтобы нас раскатать. Да и пехоты было, как муравьёв в муравейнике. На нас двигались несколько волн цепей, протянувшихся от горизонта до горизонта. Похоже, наступала целая бригада, а может, даже дивизия.

Вражеская артиллерия продолжала работать по нам. Снаряды выли, свистели и рвались вокруг, желая во чтобы то ни стало расчистить позиции перед подходом пехоты. Но теперь и наши батареи била по противнику. Вдали, среди бредущих солдат, тот тут, то там поднимались в небо земляные столбы взрывов.

Я отыскал подходящие цели и приказал стрелять. Орудие главного калибра било по пехоте, а башенная пушка метила в один из танков. Вскоре по нам тоже открыли огонь. Мы перестреливались с большой «коробкой» на гусеницах, в носу которой торчало длинное орудие. «Коробка» ползла к нам, время от времени останавливаясь и стреляя. Нас разделяло четыре версты, но вражеский танк постепенно приближался. Один из его снарядов расколола ствол берёзы, под которой мы стояли, и дерево рухнуло на корпус нашей машины.

Противника был уже в трёх вёрстах от траншеи, когда «коробка» остановилась, и из неё повалил дым. Подбили. Осталось шесть танков, которые следовало уничтожить во что бы то ни было. Нам помогали броневики Барятинских, но их оказалось слишком мало для такого протяжённого участка фронта (тем более, три погибли под ночной бомбёжкой), а пушечных, способных уничтожить вражеский танк, и того меньше.

Как только первый германский танк задымился, я перевёл огонь башенного орудия на следующую машину. Но вдруг раздался удар, и салон наполнился дымом. Запахло гарью.

— Танк горит! — Крикнул кто-то внизу. — Спасайся, братцы!

Мы ринулись прочь из машины. Боекомплект мог рвануть в любую минуту. Мы уже отстреляли больше половины, но и того, что осталось, хватило бы, чтобы размазать нас по стенкам. А я вдруг вспомнил, что не включил защиту: настолько был увлечён командованием, что даже и думать забыл о возможности самим оказаться подбитыми. Я вылез через люк башни. Танк имел слишком большую высоту, чтобы просто так спрыгнуть с него. Пришлось слазить по лестнице на борту. Мы отбежали и залегли среди кустов неподалёку. Тут же за спиной грохнул фугас, присыпав нас землёй и ветками.