Витязь в овечьей шкуре

— Не говори ерунды! — рассердилась Наташа, и в этот момент официантка подала ей сложенный вдвое лист, громко сообщив:

— А вам записка!

— От кого это? — удивилась Наташа, но девушка уже бросилась к новому клиенту и вопроса не услышала.

Наташа развернула записку и увидела, что в ней грозными корявыми буквами нацарапано: «Вы что, дура?! В.Л.Н.».

— Что это такое? — изумленно спросила Наташа, отставив записку подальше от глаз, словно сомневалась в том, что они ее не обманули. — Кто это такой — В.Л.Н.? Что это может быть за сокращение?

— Владимир Ленин, — подсказал Шевердинский.

Калашников фыркнул и с неподражаемой горькой иронией в голосе спросил у Наташи:

— И за него ты собираешься замуж?

Покровский, который как раз достал сигарету и сделал первую затяжку, проглотил дым и задушенным голосом переспросил:

— Вы выходите замуж?

— Это шутка, — поспешно сказала Наташа.

Калашников наклонился вперед, задавил окурок пальцами и заявил:

— Я шутить не умею. — И исподлобья посмотрел на Покровского.

— Я уже заметил, — пробормотал тот.

— А вы что, тоже? — с любопытством спросил у него Сева.

— Что — тоже? — не понял Покровский.

— Тоже влюблены в Наталью?

Наташа громко сглотнула, а Валера Козлов, который в этот момент потянулся за сахаром, от неловкости уронил дозатор.

— Любить иных, — неопределенно ответил Покровский, — тяжелый крест.

Тем временем оперативники размышляли, как удалить мужчин из-за столика.

— Девица должна остаться одна! — заявил Негодько, и в этот миг возле кафе «Бригантина» появился костлявый мужчина в очках-хамелеонах.

Вихляющей походкой он проследовал мимо бритого, который подался вперед, и негромко сказал ему:

— Додик, она твоя.

Оперативники немедленно «срисовали» новый персонаж драмы. Впрочем, он был им известен и тоже находился под наблюдением.

— Додик уселся за столик в углу, — сообщил лейтенант. — Наша подопечная не знает его в лицо.

Вероятно, именно ему поручили работу.

— Немедленно нужно убрать оттуда всех мужиков! — завопил Негодько. — Давайте, думайте — что мы можем с ними сделать?

— Арестовать, — немедленно предложил кто-то.

— Отозвать всех по одному под благовидными предлогами, — сказал лейтенант.

— Точно! — обрадовался Негодько. — К Покровскому, допустим, подойдут и скажут, что его машина не правильно припаркована, он выйдет на улицу, и тут мы его придержим.

— Шевердинского можно поймать на девушку.

Пусть наша Таня исхитрится и хотя бы ненадолго займет его разговором. Может быть, ей удастся переманить его за свой столик. Ну, знаете, как это бывает? Что делать с мальчишкой, я пока не решил, а вот этого, здорового, надо подозвать к телефону.

Он подойдет, и мы его быстренько обработаем.

— А как его позвать к телефону, когда мы не знаем его фамилии! — заметил лейтенант.

— Тогда мы позовем к телефону Покровского, а этот пусть отгоняет машину.

— Но он без машины!

— Чтоб он сдох, проклятый.

— Придумал! — сказал Негодько. — Сейчас я быстренько узнаю телефон газеты «Наш район» и спрошу у Пети Шемякина. Он друг нашей девицы, он должен знать.

Петя Шемякин долго спрашивал и переспрашивал, кто и зачем ему звонит, потом промямлил:

— Не помню я, как его фамилия. Точно знаю, что она образована от названия какого-то оружия.

Что-то вроде Парабеллумова, только попроще.

— Наганов? — с надеждой спросил Негодько. — Или, может. Автоматов?

— Пистолетов, — подсказал лейтенант.

— Нет, не то, не то, — пробормотал Шемякин и принялся перебирать:

— Винчестеров? Винчестерский? Кольтов? Что-то такое обычное, не Слишком бросающееся в глаза. Оружейников? — спросил он сам себя. — Прямо «Лошадиная фамилия»!

— Ты же сказал — оружейная! — заорал Негодько. — Совсем спятил?

— Спокойно, — испугался Петя его воплей. — Это я просто Чехова вспомнил. Там тоже над одной фамилией думали. Только над лошадиной.

— Боеприпасский, — родил лейтенант. — Березкин.

— Это не оружейная, а какая-то помоечная фамилия, — отмахнулся Негодько. — Может, Пулькин? Или Стволов?

— Не помню! — заныл Шемякин на том конце провода. — Пристрелите, не помню!

— Стреляев, — немедленно предположил лейтенант.

Кончилось все тем, что к столику, за которым шла оживленная беседа, подошел странный тип в рубашке с закатанными рукавами и татуировкой на пальцах и спросил, наклонившись к интересующему его объекту:

— Слышь, кореш! Мы с тобой, кажись, в одной школе учились. Ты ведь Петров?

— Да нет, я Калашников, — ни о чем не подозревая, ответил тот.

— Ах ты боже мой! — воскликнул тип, хлопнул себя ладонями по ляжкам и счастливо засмеялся. — Калашников! Едрит твою налево! Калашников! Со смеху помрешь. Калашников!

Когда он ушел, Калашников вздохнул и пробормотал:

— Дураков — что грязи…