Viva Америка

— Хорошие вы люди, американцы! — раздраженно умилился я. — Да включите же уже свои забродившие банки с мозгами! Вспомните, что вы читали! Надо… надо как-то по-другому!.. Иначе живыми мы не дождемся сами знаете кого — и с пальцами для сами знаете чего! Так что берите себе по коту и тяните их за одно место![105]

Козетта, Фуз и Лесли непонимающе уставились на меня.

— Ждите! — зло процедил я и перевел взгляд на Кохта.

— Уничтожать записи наивных капитана и его капеллана было бы крайне неразумно и бесчеловечно, — неожиданно трескуче рассмеялся Кохт, продолжая спокойно стоять на месте. — Зато их труды нашли весьма благодатную почву. — И он покровительственно посмотрел на меня. — Так или иначе, обязательства по нынешней сделке с одной из ваших наций подходят к концу. И уже в ближайшие земные сутки мой мир начнет перерабатывать ваш. Однако, — проникновенно произнес Кохт, — всегда есть место для нового соглашения…

— Ни за что! Никогда! Пошел вон, фашист инопланетный! — одержимо взвизгнул Лесли и попытался наскрести непослушными пальцами с моста «восковых козявок», чтобы затем скатать их и пульнуть в Кохта.

Козетта с меланхоличной гримасой потыкала пальчиком затвор в плече:

— Может быть, нарисовать страшилке схему с багетом — для наглядности, м-м?

— Да-а! С почтальонами, несовершеннолетними и инопланетными террористами переговоров не ведем! — гулко поддержал их Фуз.

— Так это экспансия, да, Кохт? — цинично улыбнулся я. — Да плевать, хоть собачек голым стриги или обрезание себе на кухне делай! Только кукушку нам не выноси[106] своим поясняющим нытьем злодея, ладно?

— А ведаете ли вы, люди с разными именами, почему дневники нашлись именно вами и именно в этот момент вашего летоисчисления? — милостиво полюбопытствовал Кохт.

— Потому что високосный год? — дубовато уточнил Фуз.

— Потому что мы нужны этой инопланетной свинье-заговорщице! — людоедским голоском пропел Лесли и комично показал на Кохта отсутствующим пальцем.

— Пф-ф! — недовольно фыркнула Козетта. — Я могу быть нужна только своему русскому, кондитерской возле дома и присяге журналистике!

Кохт снова разразился противным нечеловеческим смехом, напомнившим мне шелест жуков в постели ночью.

— Значит, в свое время это ты женился на Маро, а не он на тебе, — сумрачно заключил я. — А на кой хрен тебе мы? Мы не иудушки[107], у нас нет башмачков власти и мы не станем жрать твое мясо или кормить им кого-либо! — перечислил я. — К тому же мы в курсе, что ты — аспид подколодный и зараза редкостная, хуже моли в шкафу!

— Благодарю, — едва заметно кивнул Кохт. — Через двое суток, когда наши миры соприкоснутся, настанет черед сделки со следующими из вас. На этот раз от человечества потребуются нации-слуги — лакеи, если угодно. Остальные же будут с их помощью преобразованы в приемлемый ресурс. Четыре страны — четверо их представителей. — И он поочередно моргнул каждым глазом.

— Африка, Россия, Франция и Германия! Регенты и ренегаты! Хих-хи! Добро пожаловать в блюдо из тушеной капусты, черного перца и ножиков в спину, неугодные! — одержимо хихикнул Лесли и стал методом проб подбирать палец, чтобы покрутить чуб.

— О-ля-ля! Он бы нам еще предложил пополнить ряды веганов[108] или вступить в конную полицию в качестве лошадей! — съязвила Козетта.

— Мулунгу! Свободолюбивые народы Земли никогда не будут планктоном в инопланетном офисе! — пафосно гаркнул Фуз и, выдернув клинок мачете из ноги, попытался метнуть его в Кохта.

Однако клинок мачете выскользнул из ручищ Фуза и неглубоко воткнулся назад — в другое бедро Тапиоки. Сидевший поблизости Лесли недоуменно посмотрел на покачивавшийся в ноге Фуза клинок и гомерически захихикал, словно брошенный на обочине божок-бродяжка. Неожиданно так же тоненько захихикали и Фуз с Козеттой.

Я с легкой завистью покосился на них и обозленно сказал Кохту:

— Наши потомки не разменная монета, чтобы мы на них себе первые места в апокалипсисе покупали, рожа ты инопланетная! Мы своих не продаем, не предаем и не разбазариваем! Если ты считаешь иначе, значит, на раздаче мозгов ты себе вафельки вместо них взял!

— Это будет наем, люди, — без вашего согласия, но с вашим церемониальным участием, — бескомпромиссно заявил Кохт. — Сносная жизнь — сносный после нее труд.

— О-ля-ля! Вот так газетная уточка[109], страшилка! — Козетта встала и одной рукой взяла фотоаппарат. — Как насчет тех, кто уже здесь находится, м-м? У них сейчас тоже сносный труд?!

— У них — заслуженный труд после прекрасной жизни, — непреклонно отрезал Кохт. — И в своем трудовом послушании — они бессмертны! Это место, этот свет — дают им жизнь! А моя воля — дает им право находиться здесь! Ведь каждый умерший американец — мой! Все они — моя собственность, которую мне продали! А моя собственность должна находиться в самых безопасных условиях! То было познавательное падение, не так ли, человек по имени Алекс?