Вивиен Ли

Майра Вивиен Ли может приносить жертвы, но не принимать их. Тем более — такую жертву. И так бессмысленно. Жизнь фантастически несправедлива. Майра не в состоянии примириться с мучениями других людей. Каждое слово в вынужденном признании Китти как будто льдом сковывает ее фигуру, ее обращенный в себя взгляд. Последняя реплика подруги («Теперь ты считаешь меня «грязной») подводит итог попытке Майры бросить мещанам свой одинокий вызов. Если нет места правде, красоте и справедливости, если все — абсурд и жестокость, остается только подняться до Китти в самопожертвовании. Решение Майры обретает безукоризненную мотивировку (для сравнения: совершив аналогичное открытие в финале, леди Кронин бессильно разводит руками — что же делать!). Повышенная чуткость к чужой боли — характерная черта героини, и обычно она выводит за рамки общества, превращает человека в изгоя. По какой-то непостижимой логике Майра станет проституткой, Антигона пойдет на смерть, защищая святость родственных уз перед лицом государства, а Бланш затравят действительно аморальные обыватели.

На самом деле, именно «аутсайдеры», эти падшие Майра и Бланш, честнее, моральней, благородней разноликих, но по сути одинаковых мадам Кировых и Стенли Ковальских. Именно они остаются людьми независимо от положения в обществе, именно их приносят в жертву во имя того, чтобы ханжи и лицемеры могли носить личину честности и непорочности. В этом диком мире все вверх дном, и неудивительно, если самые чистые и достойные, не могут (словами М. Митчелл) выстоять.

Как бы ни относилась к фильму сама актриса, Майра — шаг к ее трагическим ролям конца 40-х и 50-х годов. Это особенно ясно во второй половине картины, где за встречей с Роем следуют путешествие в Шотландию и финал — самоубийство на мосту Ватерлоо. Внимание сконцентрировано на внутренней борьбе героини, которая пытается противопоставить реальности любовь к Рою, нетронутую чистоту своей души и жажду счастья. В каждой из сцен воскресает и умирает прежняя Майра, с каждым мгновением героиня убеждается, как беспомощна любовь перед лицом социального остракизма. Выхода нет. Общество исключает социальную реабилитацию «падших». Что еще важнее, сама Майра не простит себе своей трагической вины.

Неожиданно для актрисы «Мост Ватерлоо» пользовался широкой и прочной популярностью. Прокатчики подсчитывали доходы, газеты отмечали, что «мисс Ли продемонстрировала выдающееся актерское дарование, создав вслед за Скарлетт О’Харой совершенно отличный, но не менее убедительный и обаятельный образ».

Как и в «Унесенных ветром», внутренний мир героини щедро открыт взору зрителя. Камера отлично использует дар актрисы выражать зримо каждое движение души. Поэтому изображение богаче диалога, а «немые» эпизоды и даже сцены, где героиня бездействует, полны внутреннего действия — борьбы чувств, движения мысли. Что бы не говорила актриса о своей антипатии к кино, — именно кинематограф открыл совершенство и неисчерпаемость актерского лексикона Вивиен Ли, и на экране, где первую скрипку играет выразительность пластического рисунка, в полную силу зазвучало ее дарование.

Анализируя чувства Майры, актриса всегда угадывает и наглядно передает их внутреннюю драматургию. Ей удается показать развитие самых сложных чувств, начиная с момента их зарождения до кульминации, от «пиано» до «форте», находя между ними массу оттенков. В этом секрет драматизма многих эпизодов — в том числе и центральной сцены на вокзале Ватерлоо. Ее немой пролог краток, но за несколько мгновений — пока героиня прошла от входа к перрону — рассказана история нескольких лет.

Подергивая плечами, идет по перрону Майра — черное атласное платье, сдвинутый набок берет, вызывающая усмешка — кто узнает в ней прежнюю мисс Лестер!

По перрону двигается колонна солдат. Попудрившись на ходу, Майра идет навстречу. Ее походка — напоказ. Фигура — напоказ. Улыбка — тоже. Задевая плечом солдат, она игриво заглядывает в лицо одному. Другому. Третьему.

На нее не обращают внимания. Делает глазки. Одному. Другому. Третьему. Пробует остановить пожилого, степенного солдата. Задумавшись, стоит в толпе спешащих, кого-то ожидающих людей. Глаза ее темнеют, меняется лицо. Ни вульгарности, ни цинизма, ни жестокой красоты лживой маски. Скорбная линия губ, измученное, неповторимо несчастное лицо. Похоже, ничто уже не вызовет у нее ни удивления, ни слез, ни радости.

Станиславский когда-то писал, что дли всех больших артистов характерно «полное подчинение всего физического аппарата» приказам их воли (то есть логике чувств персонажа). Только поэтому артист «может свободно и непосредственно выражать телом то, что чувствует душа». Исполнение Вивиен Ли отлично иллюстрирует это наблюдение.