Здесь же ей напомнили, что она — не актриса инстинкта. Наоборот, каждая деталь найдена заранее и повторяется из спектакля в спектакль без изменений. Вот глупость! Не бывает одинаковых спектаклей. Каждый раз один и тот же жест звучит по-разному. Инстинкт — это прекрасно, только еще лучше, если он опирается на продуманный рисунок роли. Почему интеллект объявлен врагом актера? Шоу не назовешь реакционером, таких актрис, как Дузе, сегодня не встретить, а ведь драматург восхищался в Дузе как раз слиянием интеллекта и инстинктивного творчества: «Если… критик будет внимательно изучать созданный ею образ Маргариты Готье, ему станет ясно, что отдельные и на первый взгляд простые приемы ее игры — это совокупность множества разнообразных приемов, задуманных первоначально независимо друг от друга, потом добавляемых по одному к роли и наконец в результате многолетней эволюции слившихся в единое и нераздельное сложное целое… За каждой деталью — годы труда, физического и умственного, да, труда и мысли, а не просто практики и навыков… Такой труд требует колоссального духовного напряжения. Оно и делает Дузе такой исключительной актрисой. Ее труд в высшей степени интеллектуален…»
Сколько бы ни упрекали ее в интеллектуальности, «Дама с камелиями» прошла с успехом. Хелпману предложили перенести постановку на Вест-Энд после возвращения. Слишком рано, слишком тесно в Лондоне двум леди Оливье.
До конца года труппа выступала в Брисбене, Сиднее, Аделаиде. Вивиен Ли не имела ни минуты покоя: восемь спектаклей в неделю, бесконечные приемы, жара, да и роли-то нелегкие. Бесспорно, как ни сыграй она Маргариту Готье, время романтических ролей прошло, и все-таки она сделала невозможное: выдержала шесть месяцев гастролей без болезни, вела себя так, как будто она самая здоровая и выносливая в труппе, и выступала с постоянным успехом.
Австралийское турне завершилось 17 марта в Окленде, но Вивиен Ли не хотела отдыхать. Через двенадцать дней, в Мехико-сити, начинались гастроли по Латинской Америке. Посоветовавшись с друзьями, Вивши Ли исключила «Поединок ангелов» — зрителям было бы проще следить за сюжетом хорошо известных пьес. Полтора месяца труппа показывала «Двенадцатую ночь» и «Даму с камелиями» в столицах Венесуэлы, Перу, Чили, Аргентины, Уругвая и в двух городах Бразилии — Сан-Пауло и Рио-де-Жанейро. Утомление заявило о себе первыми признаками депрессии, и Мерривейл спешил в Англию, но Вивиен Ли не торопилась: ей хотелось узнать мнение американских друзей о ее решении выступить на Бродвее в музыкальной комедии.
До этого актриса пела только в «Шорохе южных морей», где музыкальные номера не имели самостоятельного значения, и — в гостях. «Она обычно становилась у пианино, отрешившись от всех окружающих, и пела хриплым, интимным, почти тоскливым голосом. Казалось, она знает слова всех популярных после 1930 года песен», — рассказывает журналист Р. Дуглас-Хьюм.
Это не означало, что Вивиен Ли рискнет петь перед настоящей публикой. Продюсер А. Фарбман не получал из Австралии ответа на свои письма и телеграммы и выехал на переговоры в Веллингтон. В зале местного оперного театра актриса спела одну из песен спектакля. Энтузиазм Фарбмана не убедил Вивиен Ли. Она не хотела ставить себя в неловкое положение и отказалась. Продюсер улетел домой.
Однако он появился в Мехико-сити и, наконец, в Аргентине. Вивиен Ли согласилась подписать контракт. Известную роль в ее решении сыграл Мерривейл, который указывал, что популярный актер комедии Р. Харрисон тоже боялся браться за роль Хиггинса в «Моей прекрасной леди», но с честью вышел из положения.
Летом в Тикередж Милл приехал будущий партнер Вивиен Ли, французский актер Жан-Пьер Омон. Он тоже не выступал в мюзикле. Оба репетировали и решили попытать счастья. Перед отъездом актриса пошла к композитору Ли Покриссу брать уроки пения: «Это была настоящая леди. Никаких вспышек, фантастический профессионализм. Изумительный художник. Она пришла, чтобы я подготовил ее к пению, и она так же боялась петь, как я — учить ее. Она начинала в десять утра и продолжала занятия, пока не падала от усталости. Учить ее было легко. У нее был мелодичный, низкий голос и исключительное чувство ритма. Когда что-то получалось хорошо, я кричал «молодчина!». Ее душил смех, но она радовалась, как маленькая школьница».
Через два года после развода с Оливье она как будто пережила этот удар. Говорила она о «Ларри» редко, но хранила его письма и даже пошла посмотреть его «Дядю Ваню». После чего написала подруге: «Какое чудо сделал Ларри из «Дяди Вани». Астров кажется мне одной из его лучших ролей. Я видела его дважды»…