Виза на смерть

«Ну, сейчас будет цирк», — подумала Рая и перемигнулась с соседкой из кабины слева: вот, мол, мне опять досталось мое чудо в перьях.

Рая Скворцова работала в программе второй год. Каждый день с утра до позднего вечера объявленный в эфире номер осаждали сотни абонентов. Искали потерянных родственников, друзей, любимых, однополчан, однокашников, соседей по квартире и случайных попутчиков. Искали в России, в ближнем зарубежье, в Прибалтике, в Западной Европе, в Америке, иногда даже в Африке. Раиса аккуратно записывала имена, фамилии, даты, географические названия и особые приметы и заносила в компьютер.

Но бывало и так, что звонили сумасшедшие, которые никого не теряли и не терялись и сами не знали, чего хотят. Говорить с такими надо было вежливо, но решительно, чтобы не было повода для жалоб или скандала.

Сумасшедшая «императрица» относилась к последним. Прошлый раз она возмущалась тем, что обидели мальчика, разыскивающего отца: сняли папашу в кругу его новой семьи — с новой женой и новым мальчиком. Папаша почесывал обтянутый майкой пивной живот, довольно улыбался и слегка отрыгивал после плотного обеда. «А че, живем нормально… Ты, это, давай, приезжай…» И равнодушно улыбался. А десятилетний мальчик в студии, плотно сжав губы чтобы не дрожали, — смотрел на папашу и все понимал.

— Разве можно подвергать неокрепшую психику ребенка таким испытаниям? Неужели нельзя было посмотреть сюжет заранее и должным образом оценить его? — наивно вопрошала негодующая «императрица».

В этот раз ей не понравился сюжет с югославом и девушкой.

— Сцена показалась мне оскорбительной для достоинства молодой женщины, к тому же матери, — заявила она.

Раиса, может, и понимала, что «императрица» права и что редакторы чего-то недосмотрели. Но до конца рабочего дня оставалось полтора часа, а дома ее ждал голодный муж, и неизвестно еще, трезвый или нет. Да и не ее это дело — решать, какие сюжеты показывать, а какие — нет. К тому же, Рая Скворцова прекрасно знала, что никакие ведущие разговаривать с абоненткой не станут — даже если она действительно императрица — и задача ее состояла в том, чтобы как можно дольше держать удар, пока абонент сам не устанет от собственных претензий.

«Императрица» же, Елизавета Константиновна Данилова-Вильдо, высказав Раисе Скворцовой все, что думает по поводу последней передачи, положила трубку, раскрыла лежащий на столике новый номер газеты «Фигаро» и принялась разгадывать труднейший кроссворд на французском языке….

18

Эмма Михайловна уже второй час сидела у Гришаковых, пила чай, который подавала горничная в накрахмаленном передничке, и уплетала пирожные с невероятно вкусной начинкой — то ли малиновой, то ли смородиновой. И умирала от желания спросить, когда же появится хозяйка дома и появится ли вообще и те ли это самые пирожные, которые они с Лёнчиком часто видели в Смоленском гастрономе по сто шестьдесят рублей за штуку или какие-нибудь другие. «Не понимаю — что такого может быть в этих пирожных, что стоило бы таких денег?» — спрашивала она каждый раз, показывая на них мужу, но тот только раздражался и спешил поскорее уйти.

Сам Гришаков пирожных не ел — у него было такое выражение лица, будто у него болят зубы, — и Эмма Михайловна, чувствуя себя немного не в своей тарелке, все время одергивала Джумку, которая, сидя у нее на руке, слизывала с ее ладони кусочки ягодного суфле. «Фу, Джумка, хватит! У тебя опять будет расстройство!» Джумка вытягивала шейку, дрожала и тонко поскуливала от нетерпения.

Наконец появилась супруга Александра Борисовича и предложила Эмме Михайловне осмотреть апартаменты.

— С удовольствием! Я никогда не видела, как живут олигархи, — слащаво улыбнулась Эмма Михайловна, поднимаясь из-за стола, и тут же вспомнила, что каждый раз, когда она употребляла это слово, Лёнчик сердился и принимался объяснять ей его значение, которое она никак не могла запомнить.

«Это — столовая, это — бильярдная… Вот Сашин кабинет… Там кухня…» — комментировала хозяйка, водя ее по трехсотметровой квартире. Эмма Михайловна кивала с напускной снисходительностью, с жадным любопытством разглядывая мебель, ковры и дорогие безделушки, и чтобы хоть как-то компенсировать собственный комплекс неполноценности, все время порывалась с видом знатока дать какой-нибудь совет — куда передвинуть диван или какого цвета ковер лучше бы смотрелся под этой люстрой, — но никак не получалось: супруга советами не интересовалась и только в самом конце экскурсии, когда они вышли на огромную застекленную лоджию, спросила: «У вас случайно нет хорошего фитодизайнера? Мне хочется устроить здесь зимний сад!»

Когда Эмма Михайловна отправилась в один из трех имевшихся в квартире туалетов, Ирина Гришакова подошла к мужу и положила руку ему на плечо.

— Бедный ты мой! Замучила она тебя?

Гришаков поднял на нее усталые глаза и быстро проговорил:

— Ирка, что делать? Она просится на работу ко мне в офис. Придумай что-нибудь!

— Дай ей денег, и дело с концом.

— Ты что! Неудобно!

— Удобно-удобно! По-твоему, она зачем пришла?