Византийская астрология. Наука между православием и магией

Можно задаться вопросом, насколько экзотичность математиков была связана, с точки зрения большинства, с тем предположением, что они в глубине души были астрологами. Когда Метохит и Плануд, ссылаясь на Вриенния, говорят о пренебрежении к высшей математике, на самом деле они имеют в виду астрономию: глагол, которым пользуется Плануд (διαβάλλειν), в это время в других местах используется специально для обозначения обвинений в астрологии[695]. Индийские цифры, которые Плануд изъяснил, следуя анониму 1252 г., использовались для расчета положений планет[696], а таблицы планет — для расчета гороскопов. Что восточная наука вызывала подозрения как оккультная, становится ясно из нескольких текстов того времени. В 1245 г. некто Алексей, уроженец Константинополя, находившийся в арабском плену, перевел с арабского некую «книгу Даниила», которая изъясняла события, предсказанные различными экстраординарными явлениями[697]. В 1266 г. монах Арсений по заказу императрицы Феодоры, матери Андроника, перевел с персидского трактат по геомантии[698]. Одно из писем Константина Акрополита некоей знатной даме касалось математической книги иностранного происхождения, которую она послала ему с вопросом, следует ли ту сжечь. Он ответил ей, что нет: не из уважения к усилиям того, кто сочинил такую ложь, а чтобы продемонстрировать ее лживость жителям той самой страны, когда они посещают Константинополь и хвастаются этой книгой, претендуя на научное знание будущего, — следует показать им, что «наши» ученые в этом вполне сведущи[699]. Речь предположительно идет об астрологическом тексте, переведенном с арабского. Наконец, процитируем исповедание веры, которое Григорий Хиониад, вернувшись из Тебриза, был вынужден представить Константинопольскому патриарху[700]. Он хочет оправдаться в обвинениях, выдвинутых против него «некоторыми людьми», которые подозревают, конечно, ошибочно, что пребывание среди «персов, халдеев и арабов» заставило его принять нечестивые учения. Под страхом вечного проклятия он провозглашает, что никогда не делал и не думал ничего, что противоречило бы христианской вере. Он уточняет: он всегда верил, что пророки пророчествовали по вдохновению Святого Духа и что Моисей творил свои чудеса в Египте силой и волей Бога, а «не согласно математическому или физическому принципу и не согласно астрологическому методу». Анафема всем, кто думает иначе; анафема и тем, кто верит в Судьбу и Фортуну, и тем, кто говорит или думает, что халдеи превосходят Моисея в богословии и во всякой науке, касающейся божественных вещей. Хиониад клянется, что если когда-то во время обсуждения и излагал аргументы эллинов, евреев или мусульман против христиан, то делал это только ради получения информации, но не отражал своих собственных мыслей. Итак, что сбило Хиониада с толку на Востоке, было не религией других монотеистов, а ортодоксией тамошних астрологов. Сомнения персидских астрономов, приобщать ли его к своим научным тайнам, стали бы понятней, если бы реальной проблемой была не теория, а ее практическое и политическое применение. Вот на что намекает рассказ о Хиониаде: когда он спросил, почему изучение астрономии предназначено только для персов, ему ответили, что «у них есть древнее убеждение, что их царство будет разрушено ромеями, когда те станут использовать астрономию»[701].