Византийская астрология. Наука между православием и магией

Биография Иосифа известна нам прежде всего благодаря похвальному слову, которое Метохит составил по случаю его смерти около 1330 г.[711] Он родился на Итаке около 1260 г., в греческой аристократической семье с Ионических островов, которые с конца XII в. находились под властью латинян. Обладая отменными физическими и интеллектуальными способностями, он привлек к себе благосклонность итальянских синьоров до такой степени, что был назначен управлять их домом[712]. Но это мирское счастье его не удовлетворило, и он покинул свою родину, чтобы поселиться в Фессалонике, где закончил образование и занялся аскезой. С одной стороны, Иосиф не пренебрегал ни одним аспектом философии, который мог быть полезен для христианского богословия: он овладел Аристотелем, Платоном, Плотином, Проклом и другими неоплатониками; он углубился как в точную науку математики, так и в причины функционирования природы. С другой стороны, он продолжал совершенствоваться в добродетели, подчиняясь строгим правилам молитвы и воздержания под руководством известных наставников. Став монахом, Иосиф еще некоторое время оставался в Фессалонике, потом пожил в отшельнических кельях в горах и на фессалийских островах, а затем поселился в монастыре на горе Афон, где совершенствовался в аскезе и где, несмотря на все свое смирение, получил признание за свои исключительные добродетели. В течение пятидесяти лет он жил в полной нищете, одетый в одну и ту же изношенную, рваную одежду и никогда не имея денег. Он не изменил своего образа жизни, даже когда приехал в Константинополь, привлеченный не только славой столичных монахов, но и стремлением к познанию, «которому он не позволил рассеяться или исчезнуть вместе с другими вещами этого мира»: он резонно надеялся найти в Константинополе больше ученых, чем где-либо еще. Иосиф жил там, ухаживая за Макарием, очень больным монахом-инвалидом, вел поистине рабскую жизнь и едва согласился — когда Макарий и другие осознали его добродетели — освободиться от самых неприятных работ. Несмотря на его попытки скрыться, он был востребован всем константинопольским обществом, вплоть до императора и его семьи, которые почтительно называли его «отцом». Когда Константинопольский патриаршийпрестол оказался вакантен, выбор единодушно пал на Иосифа, так что даже архиереи забыли о своих обычных ссорах; но он отказался, что повторялось еще трижды за время его пребывания в Константинополе. Наконец, Иосиф решил «бежать от толпы, большого города, императоров, дворца, титулов отца и архиерея, приглашений и общества знатных». Он вернулся в Фессалонику, где провел свои последние годы в монастыре вместе с верным спутником, который умер незадолго до него.

Помимо восторженных отзывов Метохита и других современников, у нас есть произведение самого Иосифа, где он кратко изложил предмет своих исследований. Эта «энциклопедия», оставшаяся неизданной, не была, кроме предисловий, ни глубокой, ни оригинальной[713]. Метохит даже не упоминает о ней и заходит так далеко, что утверждает, что «этот человек не оставил ничего в плане сочинений или книг»[714]. Действительно ли он не знал о существовании этой энциклопедии или считал ее не соответствующей репутации покойного? В любом случае создается образ философа, который вдохновлял и назидал, прежде всего, своим присутствием и дискуссиями: не случайно Метохит и Григора, говоря о нем, приводят в пример Пифагора, Сократа и Диогена[715]. Что отличало его от других византийских ученых всех времен, так это образ жизни, который напоминал образ жизни древних философов, но притом соответствовал высшему идеалу христианской добродетели. Действительно, Метохит создает портрет, который заимствует несколько черт из набора агиографических клише: преуспевающий молодой человек, отказывающийся от богатой жизни в поисках духовного совершенства; подчинение дисциплине, предписанной наставниками-аскетами; частые перемещения в поисках новых подвигов; полная нищета; самоуничижение, крайнее и добровольное; большие благодеяния, оказанные другим за счет собственного покоя; бегство от всеобщего восхищения и отказ от почестей и предложений. Иосифа считали таким же святым, каким и философом, — предположим, что именно так он и привлек внимание константинопольского общества. Можно задаться вопросом: если бы не особенности его характера, который, несомненно, отличался иронией и спокойствием, было бы достаточно одной философии Иосифа, чтобы заслужить уважение Метохита, Хумна, Григоры, Фомы Магистра, Иоанна Захарии, не говоря уже об Андронике и архиереях, которые четырежды сочли его достойным патриаршества?