«Ведь многие люди удостаивают меня большей чести, чем я заслужил. И, поскольку я причастен геометрии, они думают, что я могу измерять небо, а поскольку я разобрался в том, что касается [небесной] сферы, они не отстают от меня ни по поводу фаз, ни наклона зодиака, ни затмений, ни полнолуний, ни циклов, ни эпициклов, но, даже когда я своей рукой отталкиваю такие книги, снова просят меня предсказывать. Поскольку я причастен и познаниям в гороскопах, так что знаю кое-что из этих глупостей (ведь форма моего обучения и разнообразие вопросов привели меня ко всем наукам), я не могу оттолкнуть никого, кто так спрашивает и надоедает. Ведь я признаю, что занимался всеми частями знания, но не злоупотреблял ни одной из наук, запрещенных богомудрыми мужами. Впрочем, я знаю удел судьбы и область злого гения, однако не верю, что подлунный мир управляется тамошними положениями и аспектами. Но пусть исцелятся все те, кто учит духовной жизни и поручает руководство ею неким новым богам! Ведь они расчленяют нашу жизнь, рождают и ниспосылают отпущенное свыше Творцом, производя же на свет неразумные существа звезд, размещают их заранее и во всех частях тела, а затем прививают им разумную жизнь. Итак, знать это, но не верить таким мнениям, — в этом никто здравомыслящий не стал бы обвинять. Если же кто-то, оставив наше учение, перенесет свою мысль на такое, то его можно будет поругать за пустое образование. А меня, говоря по правде, отвратила от этого не научная причина, но удержала некая божественная сила, и я не прислушиваюсь ни к силлогизмам, ни, конечно, к другим доказательствам. Но то, что привела великие и весьма знающие души к принятию эллинского учения, настоятельно возводит к вере и уверенности в нашем учении. Поэтому да будет ко мне милостива Мать Слова и Ее безотчий Сын, а также Его страсти, шипы на Его голове, трость, иссоп и крест, на котором Он распростер Свои руки, — моя гордость и хвала, даже если мои дела не согласуются со словом»[450]
.Противоречие в подходе автора очевидно лишь в той степени, в которой он проводит различие между практикой астрологии, от которой держится на расстоянии, и теорией, лучшим знатоком которой себя представляет. Другими словами, он отвергает астрологию как доктрину, но принимает ее как науку. В любом случае, сам факт того, что Пселл уделяет астрологии так много места в своем историческом труде, не позволяет читать эти пассажи как абсолютное ее отрицание. Совсем не называя астрологию ложью, он признает, что некоторые астрологи времен Михаила V просто ошиблись в своих предсказаниях, и намекает, что император, решив проконсультироваться с ними, поступил правильно, выслушав их прогноз.