Византийская астрология. Наука между православием и магией

Тем не менее, даже учитывая все это, свидетельство Михаила Пселла об астрологии его времени глубоко разочаровывает. Оправдывая свой интерес к ней, он обесценивает и эту науку, и ее последователей, так как, по-видимому, игнорирует ее монотеистическое и научное обоснование в традиции «Стефанов», которое мог бы так хорошо развить космологическими аргументами[451]. Во всяком случае, он не делает ни малейшего намека на их аргумент, что звезды — это неодушевленные орудия Бога. Напротив, он извиняется перед православными, повторяя самые несправедливые из их аргументов против астрологии, а именно что она тождественна обожествлению звезд и, следовательно, многобожию; более того, он заявляет, что именно благочестие, а не научные размышления отвлекли его от нее. Пселл, конечно, последний византиец, которого следует понимать буквально. Этот пассаж толковали как тонкую подмену религии, исходя из того, что христианство и эллинство рассматриваются здесь как эквиваленты[452], — поэтому следует подразумевать и то, что астрология не может быть опровергнута научными рассуждениями. Но для умов, менее тонких, чем Пселл, такой подтекст не столь очевиден, чего нельзя сказать о почтении, которое он выказывает Церкви, а также себе, за счет других знакомых ему астрологов. Эти другие астрологи, настоящие, для читателя «Хронографии» остаются безымянными.

Астрологи конца XI — начала XII в. Столь же безымянными остаются астрологи и другие прорицатели, с которыми Михаил VII Дука советовался в 1078 г., согласно МихаилуАтталиату[453]. Нам придется ждать до XII в., чтобы из-под пера Анны Комнины появились имена четырех астрологов, которые действовали при жизни ее отца, Алексея I Комнина (1081–1118). В своем примечательном отступлении в «Алексиаде» она утверждает, что правление Алексея было золотым веком астрологии, хотя он и не доверял ей; что же до нее самой, то Анна не придает никакого значения этой пустой науке, которую она изучила только с целью ее опровержения[454]. Это довольно двусмысленное отрицание, вероятно, было вызвано увлечением астрологией у внука Алексея Мануила I Комнина (1143–1180): как и вся «Алексиада», этот пассаж выражает ту династическую ненависть, которую автор испытывала к преемникам Алексея, отстранившим ее от власти[455]. Данное астрологическое отступление в этом отношении отражает развитие астрологии около середины XII в., когда была написана основная часть «Алексиады». Тем не менее это и ценное свидетельство об астрологах XI в. Благодаря своей совершенно исключительной для византийской историографии детальности и точности пассаж из «Алексиады» заслуживает того, чтобы процитировать его после свидетельства Пселла, которое он напоминает, причем не случайно, так как Анна Комнина сознательно вдохновлялась «Хронографией» и ее автором.

Анна только закончила рассказ о смерти Робера Гвискара в 1085 г. на Кефалонии, когда он собирался начать свое второе вторжение в империю.