Санитары сноровисто и привычно втолкнули носилки в машину, закрыли дверцы, взвыла сирена, и «Скорая помощь» помчалась к выезду в город. На перроне осталась небольшая группка людей. Олег и Толик подошли к ним. В центре стоял бледный человек с трясущимися губами. Он, очевидно, не в первый раз рассказывал окружившим его людям:
— Я платформы толкал. Гляжу: бежит он через пути, вроде должен бы успеть. На всякий случай я сигнал дал. Гляжу: он исчез. Потом слышу только — крик. Меня словно палкой шибануло, беда, думаю. Затормозил, выскочил, а он лежит под колесами. И как его угораздило? Должен бы перебежать.
Толик взглянул туда, куда показывал рассказчик, и увидел стоящие на пути две платформы с песком и маневровый тепловоз. Путейский рабочий в оранжевом жилете сбрасывал с платформы песок, а другой засыпал этим песком большую лужу. На ободе колеса ближней платформы виднелись кровь и волосы. Толик содрогнулся и отвернулся.
— Он бы и успел перебежать, — сказал один из стоящих возле машиниста, — да только на рельс наступил. А рельс мокрый. Он поскользнулся, тут платформа на него и наехала.
— Вы сами видели? — спросил его человек в форменном кителе с двумя большими звездами на рукаве. Толик узнал его — это был начальник станции.
— Видел. Я вот здесь стоял, а он оттуда бежал, — показал рабочий.
— Запишите его фамилию, адрес, как свидетеля, — распорядился начальник станции. — А ты, — обратился он к машинисту, — можешь еще локомотив вести или сменщика вызвать?
— А чего ж? — не очень уверенно сказал тот. — Смогу.
— Ну тогда убери платформы с путей, загони их на угольный склад, а потом придешь, напишешь объяснение.
Машинист направился к тепловозу, нехотя поднялся в кабину, дал сигнал. Медленно повернулось колесо с кровью и прилипшими волосами, потом быстрее, тепловоз покатил платформы к угольному складу. Люди стали расходиться. Осталось только мокрое пятно песка. Олег зло сплюнул.
— Вот так-то. Был человек, и нет человека.
— А что ему будет? — спросил Толик.
— Кому? — ошарашенно повернулся к нему Олег.
— Машинисту.
— Машинисту? Наверно, ничего. Его вины нет, затормозить он все равно никак бы не успел. Ну разве выговор объявят за то, что сцепщика на платформу не посадил.
Они пошли в цех. У самой двери Олег сказал:
— Жаль Заводного.
А Толик никак не мог представить себе Заводного мертвым. Он видел его то на футбольном поле, стремительно продвигающимся с мячом к воротам противника, то на собрании у сцены, виноватого и растерянного, то разглагольствующего в раздевалке о будущих победах их «Локомотива», но никак не мог представить себе его мертвым на носилках. Он даже усомнился, Корин ли это был; но там, на путях, несколько раз называли его фамилию.
В обед к ним в цех пришел Костя Сергеев. Он, ссутулившись, сидел на скамейке за столом напротив Толика и хмуро говорил:
— Так и не смогли мы его остановить. Выпивка погубила. Мне его напарник рассказывал. Пришел он утром в глухом похмелье после вчерашней получки. Немного поработал, не вытерпел. Кто-то сказал, что на двенадцатом пути в теплушке вино везут и сопровождающие продают по пятерке за бутылку. Вот он и ринулся, не терпелось ему. Поэтому и платформы не пропустил.
Толик видел, что Костя не только удручен нелепой гибелью Заводного, но и чувствует свою вину. Впрочем, такую же неясную вину испытывал и сам Толик.
— Ты с ним после собрания говорил? — спросил он Костю.
Тот досадливо кивнул.
— Пробовал. Не получился у нас разговор. Он, видно, себя обиженным считал, а я подхода к нему не нашел. — Он помолчал немного и опять с досадою продолжал: — Одного никак не могу простить себе.
— Что выпивал вместе?
— Нет. Хотя и это тоже. Не могу никак простить себе, что раньше не вмешался. Ведь когда он из армии пришел замечательным парнем был. И не пил. Потом стал выпивать. Дальше — больше. Ведь видел я, знал, что добром не кончится. Да все считал, что не мое дело. Думал, сам образумится. А оно вон как все обернулось.
Он встал, покачал головой и, не простившись, вышел. Толик посмотрел ему вслед и подумал о Сергее. Надо будет сегодня же найти его и рассказать о гибели Заводного. А то как бы и он по этой дорожке не покатился.
После работы он поспешил к Сергею. Поднимаясь по лестнице, увидел на площадке третьего этажа сидящего на ступеньках Сережкиного брата.
— Ты что тут, Димец, сидишь? Сергей дома?
— Сергей здесь сейчас не живет, — хмуро ответил Дима. — Он у тети Лены на Старом базаре живет. — Толик поморщился: как же он забыл? Ведь Сергей говорил ему. А Дима продолжал: — Сергей с ним, — куда-то неопределенно на дверь их квартиры кивнул Дима, — не ладит. Сергей его терпеть не может.
Дима явно повторял слова старшего брата. Даже интонация у него была Сережкина.
— А ты чего здесь сидишь?
— Мать с ним ушла куда-то, а у меня ключа нет.