Вижу зелёный!

Лейтенант придвинул лежащий на столе блокнот, записал адрес, фамилию Димы.

Немного успокоившись, Толик отправился на дежурство. Своих он нашел уже в парке возле танцплощадки. Они стояли полукольцом у скамейки, на которой, откинувшись на спинку, полулежала молодая девица в цветастой кофточке и в длинных джинсах, загнутых внизу на целую ладонь. Неестественно черные волосы жгутами свисали на лицо. Глаза под бровями были накрашены грязно-голубоватой краской, отчего выглядели темными провалами на белом лице. Губы, намазанные яркой помадой, резко контрастировали с матовой бледностью щек и подбородка. Она хрипло ругалась, и Толик вдруг с отвращением понял, что она пьяна.

—      За что, гады, меня с площадки вывели? — Она с трудом выговаривала некоторые слова. — Чего я плохого кому сделала? Или обидела кого?

—      Иди-ка ты лучше домой, проспись, — спокойно уговаривал ее Борис. — Ты же пьяная.

— И ник-какая я не пьяная, — икнула девушка. — С чего мне пьяной-то быть? Ну выпили мы с подругой, как всегда, бутылку краснухи, и все.

—      Иди, иди домой.

—      Ник-куда я не пойду! Я танцевать хочу!

Она попыталась приподняться, но тут же свалилась обратно на скамейку.

—      Куда тебе танцевать, — засмеялся Виктор. — Ты на ногах-то еле держишься.

—      А вы гады! — обиделась девица.

—      Будешь ругаться — в вытрезвитель отправим, — строго предупредил Борис.

В мутных глазах девицы промелькнул испуг.

—      Н-не надо в вытрезвитель. Я д-домой пойду.

Она поднялась, покачнулась, схватилась за Виктора и еле удержалась на предательски подкашивающихся ногах.

— Ты где живешь? — спросил Борис.

— А что? — вскинула она на него глаза.

— Проводят тебя ребята, чтобы по дороге кто-нибудь случаем не обидел.

Та мгновение поколебалась, потом качнула головой.

—      Н-не надо. Лучше я одна пойду. Комендантша увидит, подумает, что задержали меня. Начальству доложит.

— Комендантша? Так, стало быть, ты в общежитии живешь? В девятиэтажке?

— Ну да. А где же еще?

Она отцепилась от Виктора и неверной, шатающейся походкой двинулась по аллее к выходу.

— Виктор, Зоя, посмотрите за ней, — распорядился Борис.

— Есть. Зоечка, пошли!

Виктор подставил Зое руку кренделем, она улыбнулась, так же картинно подцепила его под руку, и они пошли вслед за удалявшейся девушкой.

—      Противно смотреть, когда мужчина пьяный, — сказал Толик, — а уж когда женщина, особенно девушка, — еще отвратительней. Интересно, давно она пьет?

Вторая девушка, бывшая с ними на дежурстве, неожиданно рассмеялась.

— Ты чего, Татьяна? — покосился на нее Борис.

— Да вон Толик чудак. Говорит: пьет. Да разве это пьет?

—      А как же? — изумился Толик.

— Подумаешь, бутылку красного на двоих. Да какая же девчонка пойдет на танцы, не выпив немного? Только школьницы, да и те иногда принимают. А уж работяги — почти все до одной. Знаю я ее. Это Зинка, швея-мотористка с трикотажной. А девчонка хорошая, и работница тоже. Наверное, не пообедала сегодня, вот ее на голодный желудок и развезло.

Толик ошеломленно молчал. Наконец он выдавил:

—      Нет, не верю, что все пьют.

—      Не все, а большинство, — спокойно ответила Татьяна. — Мне не веришь — спроси у любого.

В это время вернулись Виктор и Зоя.

—      Все в порядке! — отрапортовал Виктор. — Проводили до выхода на улицу, дальше доберется одна.

—      Вон хоть у Зои спроси, — продолжала Татьяна.

—      О чем? — повернулась к ней Зоя.

—      Да вон я Толику говорю, что почти все девчонки из работяг перед тем, как идти на танцы, хоть немного да выпьют, а он мне не верит.

— Ну, если не все, то больше половины — это точно, — подтвердила Зоя.

Толик никак не мог прийти в себя от услышанного.

—      А зачем? — пробормотал он.

—      Для смелости, наверное, — пожала плечами Зоя. — Или глядя на других.

Они пошли вокруг танцплощадки. Эстрадный оркестр вовсю наяривал шейк, и на площадке бушевало настоящее столпотворение. Каждый танцевал, как хотел. Пожалуй, трудно было найти двоих, танцующих одинаково. Одни воздевали руки вверх и крутили там кистями, словно ввинчивали невидимые лампочки, другие, наоборот, опускали их почти до самого пола, третьи сгибали их в локтях и работали ими, как шатунами, вперед-назад, вперед- назад. А уж ноги метались в самых неожиданных направлениях и сгибались, казалось, не только в суставах, но и во всех местах.

— Анатолий! — донеслось вдруг с площадки, и сердце его неожиданно трепыхнулось в груди. Он взглянул на площадку и сразу же в калейдоскопе лиц увидел радостно-оживленное лицо Милы Головановой. Она помахала ему рукой. — Подожди! — и заторопилась к выходу, не пробираясь, а словно скользя между танцующими.

Борис неодобрительно посмотрел на Толика.

— Недолго только, Коваленков, — предупредил он. — Дежурство еще не кончилось.

Толик кивнул согласно и пошел навстречу Миле. А она уже звонко отстучала по приступочкам, на ходу кивнула билетерше.

—      Я скоро вернусь, Екатерина Павловна. Хорошо? Вы пустите меня обратно?

—      Иди, иди, — добродушно проворчала та, но Мила уже не слышала, она стояла рядом с Толиком.