– Господин Язвицкий останется в арестантской до утра. Суд завтра в десять, можете прийти туда для духовной поддержки. А теперь настоятельно прошу вас покинуть помещение и не мешать работе полиции.
– Так нечестно!
– Несправедливо! Произвол!
– Он ничего не сделал, отпустите его!
– Совести у вас нет!
– Я буду жаловаться!
– Куда? В полицию? – иронично подсказал Митя.
Большая блондинка возмущённо толкнула маленькую в плечо, отчего пионы на шляпке нервно затрепетали:
– Света, посмотри на него, он ещё и издевается!
– Ты права, Лариса. Эти полицейские – ужасно невоспитанные люди.
– А если мы Владимира силой заберём? – Большая блондинка вдруг подбоченилась и перехватила ридикюль поудобнее.
– Не советую, – проникновенно ответил Дмитрий. – Сотрудников правопорядка в здании – около пятидесяти человек. Уйти не успеете. А за нападение на полицейских сами попадёте в арестантскую.
– Я готова! – пискнула маленькая блондинка, и в глазах её Митя увидел предвкушение романтической тюремной трапезы в одной камере с задержанным Язвицким.
– Женское отделение не здесь, а на Пятницкой. Далековато будет.
– Что же нам теперь делать?
Мелкая была готова заплакать. Подруга сочувственно положила ей на плечо руку, отчего маленькая блондинка стала ещё на пару сантиметров меньше.
– Идите домой. Суд завтра в десять, как я и сказал. Всего доброго.
Девушки обиженно скривились, но всё же развернулись и направились к выходу. Ссора их теперь была забыта, и мелкая блондинка даже уцепилась за ридикюль большой, не дотянувшись до массивного локтя.
Дмитрий поискал глазами Полину Нечаеву. Но та, воспользовавшись суматохой, уже незаметно ускользнула. Вот лиса! И что, чёрт возьми, она тут вообще делала?
Сыщик нагнулся к окошку дежурного. Оттуда на него посмотрели испуганные глаза ученика полицейских курсов. Понятно. Совсем зелёный.
– Виноват, Дмитрий Александрович. Они все трое… Разом… Язвицкий… Кричат… Я не…
– Закурить не будет? – спросил Митя.
Дежурный закивал и слегка дрожащей рукой протянул пачку. Митя забрал всю и поинтересовался напоследок:
– Третья барышня тут была, тёмненькая. Она тоже Язвицкого спрашивала?
– Так точно, Дмитрий Александрович, интересовалась.
Вот зараза!
Вернувшись в комнату для допросов, сыщик молча выложил на стол табак, коробок спичек и пододвинул к Владимиру.
– О, другое дело! – обрадовался тот, придирчиво выбрал самую дальнюю папиросу из пачки и закурил.
– Знаете, вас сейчас пришли спасать сразу три барышни.
– Привлекательные?
Митя подтвердил.
– Женщины… – мечтательно произнёс Язвицкий и выпустил клуб дыма в потолок. – Страсть как люблю дамочек, но знаете… Иногда их хочется просто взять и убить.
– Прям так и убить?
– Ага. Вот лежишь себе, размышляешь о мироустройстве, а она рядом прикорнет и щебечет не переставая, шепчет всякие глупости. А ты думаешь – хорошая моя, да замолчи ты уже, усни ради бога вечным сном, не опошляй сцену. Нет, вы не подумайте. Женщина как муза порой даже лучше алкоголя.
– Неужели?
– Ага. Драматургия отменная выходит, экспрессия, сочность. А с другой стороны, пустая бутылка у тебя никогда не спросит, почему ты её выбросил и купил другую. Понимаете?
Добиться от Владимира внятных показаний так и не удалось.
– Шут гороховый! Бездельник и нигилист! – сурово отчеканил всезнающий Горбунов. – Отца его я немного знал, земля ему пухом. Рукастый был человек.
– Рабочая семья? – уточнил Митя.
– Если бы! Мясозаводчик он был! Скотобойнями владел, жил в достатке. Жена, сын – всё как у людей. Сын обычный мальчик был, учился неплохо. А в свои шестнадцать приобщился дурных взглядов, да и пошёл по наклонной. Сам видишь, что выросло.
– А что отец?
– Сердце не выдержало, и года не прошло. Матушка с горя в монастырь подалась. А деньги-то кому? Других наследников не родил. Вот этому… шуту всё и досталось.
– Он уже давно всё прокутил, наверное. С таким-то образом жизни.
– Э-э, не скажи. Он с виду фигляр, а денежку считать умеет. Счёт в банке держит, одну скотобойню в мастерскую переделал. Учит таких же, как он, оболтусов всякому непотребству. Тьфу!
– Не понимаю. Что может заставить юношу из хорошей семьи променять нормальную жизнь на этот… абсурд?
– Австрийский доктор Фройд считает, что психические проблемы и комплексы человека проистекают из травматического детства, – внезапно подал голос Вишневский.
– Какие там травмы? – возмутился Семён. – Меня отец в детстве розгами лупил, и ничего. Только на пользу пошло, лишнюю дурь выбил.