– Я говорю о психологическом, ментальном увечье, – возразил Лев. – Человек видит какое-то страшное событие и чувствует себя беспомощным из-за невозможности устранить опасность. А дальше эта тревожность приобретает разные формы в зависимости от склада характера. Один спивается, другой избегает общения, третий придумывает себе новый, иллюзорный мир…
– В том числе такой, где каждый месяц начинается с мёртвой девушки?
– Почему бы и нет?
Вишневский, сам того не подозревая, сейчас метко бил по Митиным болевым точкам. В том, что значит испытывать беспомощность и тревожность, сыщик разбирался прекрасно. Но коллегам об этом знать не нужно. Знал только Глеб. И хранил секрет вот уже три года.
– Вот что, Лев. – Дмитрий решил поддержать сотрудника. – Мне нравится твоя идея. Ты в документах любишь копаться, вот и поищи в прошлом травматические эпизоды. Прямо с детства.
– У Язвицкого?
– У него, а также у Самокрасова, Франка и его жены. И если время будет, проверь заодно Ганемана и Попышева. Но последних не к спеху.
Тьма, нечаянно разбуженная Вишневским, лениво шевельнулась в груди. Как некстати. Кажется, пора поговорить с Глебом.
Глава 4,
в которой открываются новые горизонты познания
Шестой, июньской, жертвой Визионер, снова не хитря, выбрал одноимённую Алёну Елагину, пепиньерку[41]
Воспитательного дома. Восемнадцать лет, будущая наставница для младших сирот.Нашли её на берегу пруда в Нескучном саду ранние собачники. Дмитрий воскресил в памяти то утро, с которого прошло уже две недели. «Картина», при всей её чудовищности, казалась такой нежной и умиротворяющей. Восходящее солнце играло на рыжих локонах, и Митя вспомнил, как вздрогнул от вида этой пламенеющей копны волос. Вздрогнул, хотя знал, что хорошо знакомая ему рыжая лежит в больнице и находиться в саду не может.
– Полный отчёт по «Алёнушке». – Глеб Шталь пододвинул к Мите тонкую папку. – Чай будешь?
– Буду. И покрепче. Что-то новое есть? Или как всегда?
Глеб махнул ближайшей медсестре, и та немедленно принесла две дымящиеся кружки.
– Спасибо, милая, – улыбнулся доктор. – Паршивец, увы, выказывает редкое постоянство. Смертельная инъекция, как и у предыдущих девушек. Знаешь, мне даже начинает нравиться его подход. Эти деревянные «костыли», такое бережное отношение. Другой бы на его месте, не думая, забил бы гвозди прямо в тело. Оно ж мёртвое уже, какая разница. А этот старается не повредить, оберегает, что ли.
– Они что-то значат для него.
– Возможно. Но тут, скорее, задача для психиатра, а не для прозектора.
– Из тебя бы тоже вышел неплохой специалист по психиатрии.
– Нет уж, благодарю. Я своих пациентов, знаешь, почему люблю? Они ни на что не жалуются. Как представлю, что каждый день придётся выслушивать бесконечное нытьё про измены и бездарное начальство, дурно становится. Нет уж. Мёртвый больной – лучший больной.
– Моё нытьё ты терпишь.
– А куда я денусь? Приходится. Но скажу в сотый раз, хоть ты и не послушаешь: обратись к специалисту. Это не страшнее, чем рассказать другу.
– Нет. Не хочу, чтобы кто-то ещё знал.
– Оно тебя сожрёт, Митя. Так ментальные проблемы не решаются. Нельзя отрицать свои страхи и делать вид, что их нет. В последнее время приступы были?
Сыщик молчал, сосредоточенно размешивая сахар в кружке тщательными, размеренными движениями.
– Значит, были, – истолковал тишину проницательный Глеб.
– Два месяца назад, в апреле. Я просто не ожидал днём, не взял фонарик.
– А спички?
– Стазис. Кто в наше время его использует дома? Всё так быстро произошло, ещё и при барышне. Я думал, умру на месте со стыда.
– А барышня, случайно, не Софья?
– Да. И от этого ещё хуже. Я с места не мог двинуться.
– И как выкрутился?
– Она, видимо, тоже испугалась темноты, взяла меня под руку, и немного легче стало. Ответственность, что ли, во мне включилась оттого, что слабая девушка рядом.
– Какая умница всё-таки, – восхитился Глеб. – Она ещё находчивее, чем я думал. А ты идиот.
– Спасибо, утешил. Давай сменим тему, а? Тут Лев про Визионера интересную мысль подкинул, из области психологии. Мол, согласно учению доктора Фройда, искать мотив искажённого поведения преступника надо в детстве.