Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

Текст, известный как «Параотаоек; onvTopoi xpovucai» («Краткие исторические заметки»), дошел до нас в единственной рукописи XI века (Par. Gr. 1336) и состоит из поверхностных описаний различных памятников Константинополя. Он труден для понимания, поскольку написан на греческом языке со множеством ошибок. Нам не известна ни дата его создания, ни автор, ни предполагаемая аудитория. В некоторых эпизодах герои «Заметок» сталкиваются с памятниками, по большей части – со статуями; встреча заканчивается либо изумлением/растерянностью со стороны зрителя, либо его смертью, причем не приводится никаких причин, объясняющих подобный жестокий финал[61]. Несмотря на ценность содержащихся здесь данных, эти эпизоды и весь нарратив в целом практически не привлекали внимания историков искусства. Этот текст упоминают лишь некоторые исследователи, хотя он практически полностью посвящен общественным памятникам и статуям Константинополя[62]. Возможно, такое отсутствие интереса со стороны искусствоведов перекликается с воззрениями исследователей византийской истории и литературы, которые до последнего времени видели в этом тексте нечто «недостаточно интеллектуальное» [Mango 1963: 60], пародию против определенных императоров [Kazhdan 1999а: 1, 308–313] и попытку высмеять произведения искусства, в особенности языческие изваяния, характерную для византийского общества [Saradi 2011: 101–103]. Калделлис утверждает, что некоторые из рассказов, составляющих «Заметки», «очевидно, ошибочны, а другие бессмысленны, романтизированы или приправлены сверхъестественным, и во всех видны явные исторические неточности» [Kaldellis 2016: 721–722]. Почему же, несмотря на все недостатки этого текста, его все-таки стоит принимать всерьез?

Начнем с того, что многие, если не все, византийские читатели «Заметок» полагали их надежным историческим источником. Паоло Одорико предполагает, что этот текст служил опорой для написания хроники [Odorico 2014: 780–781]. «Патрия», написанная в X веке и претендующая на звание серьезного рассказа об истории города, во многом опирается на «Заметки» и даже цитирует многие их фрагменты [Cameron, Herrin 1984: 3]. Более того, даже если это была пародия на византийские принципы риторики, искусства или того и другого (либо прямое оскорбление этих принципов), в основе «Заметок» все равно лежит некая истина[63]. Если в их состав были намеренно включены некоторые вымышленные рассказы, то я полагаю, что и они имеют огромную ценность в изучении того, каким виделось настоящее и прошлое Константинополя. Полностью отказываясь от изучения этого текста, мы обедняем свое понимание того, как именно византийцы представляли, описывали и формировали топографию Константинополя для широкой публики того времени.

«Краткие заметки» датируются VIII–X веками: Аверил Кэмерон и Джудит Херрин считают, что они были написаны в первые десятилетия VIII века[64], Бенджамин Андерсон утверждает, что перед нами «компиляция материала, созданного на протяжении VIII века, которая была сформирована в конце того же столетия» [Anderson 2011а: 5], а Паоло Одорико относит этот текст к IX или X веку, причем допускает, что некоторые фрагменты могли быть написаны в VIII или IX веке [Odorico 2014: 755–784]. Как верно отмечают Кэмерон и Херрин, на протяжении долгого времени «Заметки» избегали внимания византинистов, поскольку в этом тексте видели много странностей [Cameron, Herrin 1984: 1]. Сами исследовательницы, однако, приняли текст всерьез и предположили, что он был написан для воссоздания языческого прошлого в те времена, когда память об этом прошлом становилась все слабее и грозила исчезнуть [Ibid.: 1, 17–29]. Лиз Джеймс утверждает, что главной темой «Заметок» было могущество произведений искусства – языческого и не только – в эпоху, когда эта тема горячо волновала жителей Византии [James 1996: 16]. По Бенджамину Андерсону, загадочные отсылки к статуям следует понимать как намеренную попытку аристократического класса утвердить свое превосходство в знании города перед лицом многочисленных иностранцев («выскочек»), которые в VIII веке охотились за бюрократическими должностями [Anderson 2011а: 1, 3]. Во всем тексте Андерсон отыскал только три эпизода, которые бы поддерживали его теорию о «ксенофобкой и консервативной» природе «Заметок» и демонстрировали бы предполагаемое желание автора заявить о своем знании города, однако он тем не менее прав, когда утверждает, что одной из главных тем «Заметок» было прорицание [Ibid.: 1-19]. Достаточно сказать, что автор(ы) полагали вопрос украшения города достойным рассмотрения и обсуждения. Насколько нам известно, он(и) сам(и) не были покровителями скульптуры и архитектуры, однако с гордостью излагали свои познания в городской истории (неважно, насколько ошибочные) сквозь оптику общественных памятников, их историй и икон.