Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

Если взглянуть на «Заметки» сквозь призму иконоборчества, длившегося с VIII века вплоть до 843 года, их можно счесть последовательным комментарием к проблеме создания, разрушения и последующего восстановления произведений искусства – цикла, разыгрывавшегося еще в Поздней Античности до основания Константинополя. Иными словами, отслеживая (или пытаясь отслеживать) историю столицы, авторы «Заметок» невольно вынуждены обратиться к дискуссиям, которые неофициально начались еще в IV веке, если не раньше, и достигли своей кульминации в VIII веке в форме иконоклазма[65]. В VIII и IX веках эти дискуссии вращались вокруг вопросов строительства, разрушения и перемещения объектов – если не статуй и зданий, то хотя бы икон. Иконоборческий собор, состоявшийся в 754 году в Иерии, выпустил, помимо прочего, постановление, согласно которому церковную утварь, такую как литургические сосуды, покровы и одеяния, не следовало уничтожать, даже если на ней имелись изображения святых. Цитируя Яся Эльснера, Иерийский собор требовал не «абсолютного уничтожения», а «прекращения создания новых объектов» [Elsner 2012: 380], причем не запрещал возможной реставрации или репродукции, если на то согласятся церковные иерархи и император. Седьмой Вселенский собор, созванный в 787 году в Никее, чтобы положить конец иконоборчеству и ограничениям, связанным с созданием икон: создатели икон отныне пользовались поддержкой, а те, кто мешал изготовлению святых образов, предавались анафеме[66]. В решениях этих соборов, как мы видим, отразились более масштабные процессы, влиявшие на столицу в ритме, описанном авторами «Заметок»: разрушение или обветшание, возможность для появления чего-то нового и, наконец, восстановление. Я не пытаюсь утверждать, что авторы и/или редакторы «Заметок» намеренно меняли текст в соответствии с требованиями соборов. Скорее я предполагаю, что иконоборческие тенденции, отразившиеся в церковных постановлениях, перекликаются с циклом создания, разрушения и обновления материальной культуры, описанным в «Заметках». В тексте подразумевается, что подобные практики (строительство, разрушение и т. д.) являются частью исторического континуума, а не чем-то уникальным, свойственным лишь тому периоду, когда была написана эта книга, даже если теоретические обоснования, связанные с такими практиками, меняются от эпохи к эпохе [Ibid.].

Взаимодействие с императорами

Один из наиболее примечательных императивов «Заметок» – это хрупкое равновесие между императорами (иногда императрицами), с одной стороны, и статуями, с другой. В VIII и IX веках властители то и дело принимали участие в иконоборческих процессах, что не причиняло их образу ни малейшего очевидного или непосредственного вреда (разве что они могли подвергнуться анафеме того или иного собора в зависимости от их взглядов). Однако взаимодействие императора со статуями в тексте «Заметок» окрашено совсем в другие тона. Можно выделить две модели: в одном случае император крайне изумлен, вплоть до возникновения неприятного чувства, а в другом он напрасно пытается понять статую или подчинить ее себе.

Рассмотрим главу 4, где фигурирует изваяние язычницы Фидалии, стоявшее у ворот. «Когда статую увезли, случилось великое диво – место, где она стояла, принялось трястись, и тряслось оно так долго, что поразился даже сам император, и он послал к тому месту процессию, и остановить эту дрожь удалось только святому Савве с его молитвами» [Cameron, Herrin 1984: 59–61]. Как гласит легенда, повторенная в тексте «Патрии», Фидалия была женой Византа, основателя Византии, и могущественной защитницей города. Согласно «Патрии», когда к стенам подошли войска скифов, Фидалия собрала всех змей в городе и сбросила их на неприятеля [Berger 1998: 11–12]. В эпоху Поздней Античности статуи язычников установили внутрь городских стен, чтобы они отпугивали захватчиков [James 1996: 16]. Неудивительно, что изваяние знаменитой Фидалии поставили поблизости от ворот. Когда его увезли прочь, земля «долго тряслась». Статуя, таким образом, воспринималась как нечто, прочно связанное с тем местом, где она обитала, и связь эта была так сильна, что повлекла за собой сейсмические толчки. Император якобы был поражен этим феноменом. Сначала в тексте утверждается, что землю удалось усмирить благодаря процессии, посланной императором, однако в конце это достижение прямо приписывается святому Савве и его молитвам.