Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

В свитке Иисуса Навина Тюхэ обычно сидит рядом со стеной того города, которому она покровительствует, будь то Иерихон, Гай или Гаваон (рис. 3.6). Раньше это интерпретировали как часть общего «античного» стиля, характеризующего визуальный стиль и содержание свитка. Однако, чтобы понять значение фигуры Тюхэ в этом контексте, следует поместить ее в нарратив постепенного завоевания, которое наблюдает зритель. Получается, Тюхэ предупреждает нас, что ассоциирующиеся с ней города скоро будут захвачены. Ее присутствие служит знаком существования города до прибытия Иисуса Навина, а иногда, как в случае с Гаваоном, она находится непосредственно над битвой, в которой защитникам города предстоит проиграть (рис. 3.6). Выступая в качестве изобразительной оси, Тюхэ разделяет предшествующую и последующую жизнь города и выражает сам момент падения – т. е. играет ту же роль, что статуи в хрониках Симокатты и Феофана по отношению к императорам. Возможно, в ней отражается и апокалиптический аспект патриографий, связанный с мотивом падения римской столицы.

На так называемом ларце из Труа, созданном в тот же период, изображена аналогичная ситуация, где Тюхэ представляет «имперскую программу, не подразумевающую присутствия святых» (рис. 3.8)[114]. Хотя вокруг даты создания ларца по-прежнему ведутся споры, Алисия Уолкер убедительно доказывает, что он был выполнен в X веке[115]. В центре композиции, расположенной на крышке ларца, мы видим город с кирпичными стенами, крестами и куполами – судя по всему, крупный и величественный. По обеим сторонам от него находятся изображения двух правителей, чья тесная иконографическая связь с городом подчеркивается их ростом (они той же высоты, что и городские башни). Их короны достают до верхней кромки панно, как и купола. Оба властителя – Уолкер полагает, что перед нами император и его соправитель, – облачены в доспехи. Их копья, наклоненные в разные стороны, резко смещают фокус внимания от города в центре крышки. В окнах мы видим фигуры горожан, а в центральном проходе стоит женщина в короне с зубцами в виде крепостной стены. В руках она держит венец и, вероятно, его протягивает стоящему справа от нее императору, который смотрит в другую сторону. Несмотря на отсутствие каких-либо подписей, можно предположить, что это Тюхэ.

Уолкер, с ее внимательностью к деталям, предполагает, что перед нами сцена особого военного ритуала под названием императорский adventus, а не конец сражения и не сдача города, как обычно считали ученые [Ibid.: 59]. С точки зрения Уолкер, Тюхэ приветствует приближающихся императоров, хотя при этом исследовательница признает определенную двусмысленность, связанную с тем, как эти двое отворачиваются от центра. В целом я согласна с таким утверждением, однако хотелось бы уточнить иконографическое прочтение этой сцены, исходя из данных о предшествующих изображениях Тюхэ. Возможно, Тюхэ с крышки ларца из Труа действительно воплощает в себе скорее приветствие, нежели подчинение, но в то же время не вполне ясно направление, в котором движутся императоры: они возвращаются в город или выезжают из города. Если бы перед нами было неоспоримое изображение adventus, художники наверняка предприняли бы усилия, чтобы подчеркнуть эту тематику. Уолкер настойчиво доказывает, что начиная с IV века adventus в византийском искусстве изображается все более статичным и спокойным, лишенным движения [Ibid.: 53]. Однако позы коней, выразительные диагонали, уводящие нас от центра, и не в последнюю очередь позы самих императоров выражают движение, которое в изображаемый момент направлено прочь от города.