– Да, – ответила я, обрадованная тем, что мы отошли от разговора прежде, чем мне пришлось бы отвечать на вопрос, который, как я полагаю, лежал на глубине под всеми остальными: «А для меня здесь есть место?»
Я провела большую часть двадцати лет своей жизни в попытках ответить на него – незнакомцам, миру, себе. Этот вопрос можно было отследить по прямой вплоть до моей первой поездки с Саро на Сицилию. Но я узнала, что самоопределение многогранно, а принадлежность требует подтверждения.
Позже, после ужина, состоявшего из жаренной на гриле меч-рыбы, сбрызнутой соком сицилийских апельсинов, на подушке из руколы – древнее сочетание моря и огня, мы вышли из ресторана и пошли вдоль по волнорезу. Я думала о Стромболи и нашей поездке туда прошлым летом. Зоэла тоже смотрела вниз на воду. Она повернулась ко мне.
– Я хочу знать, что там дальше… где она заканчивается?.. Как вода остается на планете, если это круг, но в то же время и прямая линия? Гравитация, но все же… – Ее лоб сморщился от напряжения.
Это был шквальный, широкомасштабный допрос, который сделал меня гордой – я увидела наяву результаты вложения своих долларов в обучение.
– Милая, это важнейшие вопросы, которые подталкивали человечество к исследованиям мира природы, – сказала я ей. Она посмотрела снова на меня так, словно поняла только семьдесят процентов того, что я ей сказала. – Ты сначала должна захотеть узнать, прежде чем сможешь отправиться в путешествие.
– Ладно, я хочу знать! – заявила она. Сицилия умела оказывать дополнительное влияние, помимо простых семейных связей.
Когда она это сказала, я пересмотрела свое собственное путешествие. Какая-то часть меня желала знать, что из меня получится. Это помогало мне двигаться дальше. Горе меня изматывало, но также благодаря ему я хотела жить. Благодаря ему научилась ценить кратковременность жизни. Мне хотелось быть рядом. Я хотела знать, чем обернется жизнь для Зоэлы – экстраординарного человеческого существа, которое называло меня своей mammina
– маленькой мамочкой. Я хотела услышать голос женщины, которой она станет, когда она начнет вспоминать службу в крошечной сицилийской церкви с африканским священником и как она за него волновалась, потому что «тяжело быть священником, когда ты все еще учишь итальянский». Мне хотелось знать, вспомнит ли она, как пропела слово «аллилуйя», стоя прямо рядом с Нонной, когда священник произнес имя ее отца во время службы. Я хотела быть рядом, чтобы напомнить ей в один из дней – возможно, какой-нибудь ранней весной или, возможно, мрачным днем, когда осень переходит в зиму, – в тот день, когда она будет нуждаться в напоминании о том, кто она есть. Я хотела быть там, чтобы увидеть в ее глазах узнавание, если я буду пересказывать эту историю. Я хотела быть там, чтобы поделиться подробностями ее жизни, потому что я храню ее историю. Я хотела съесть ужин на кухне у своей дочери, слизнуть соус с ложки и почувствовать влияние руки ее отца. Я хотела прочитать письмо, которое она напишет мне из какого-то места в мире, которое я никогда не видела. Я хотела провести пальцем по почтовой марке и мысленно представить себе ее там. Я хотела знать, кого она выберет, чтобы полюбить. Я хотела встретить ее на перроне вокзала и чтобы она радостно спросила меня: «Почему ты так долго?» Она бы взяла меня за руку, рассмешила меня, выходя со мной вместе на оживленную улицу оживленного города, и она бы поймала такси, а я слушала бы ее голос, отмечающий время, пока мы едем. Я хотела знать, как выглядят мои руки в восемьдесят пять, какие туфли мне нравилось бы носить, по-прежнему ли я предпочитаю ремни вместо кружева, останется ли оранжевый моим любимым цветом. Я продолжала жить, потому что хотела знать, как кто-то собирает заново чью-то жизнь, превращая ее куски и осколки в новое целое. Я хотела потерять себя много раз и много раз заново найти свой путь. Я хотела знать еще больше способов, как нести любовь дальше, храня ее в самых незначительных жестах, как разглядеть ее в самых маленьких мелочах. Я хотела однажды подняться на сцену и поблагодарить Саро, моего любимого, самого лучшего, без которого жизнь была бы меньшей, более пресной. Я хотела бы увидеть пески в Берберских горах еще раз. Я хотела собирать шелковицу, есть ее до тех пор, пока не опьянею от радости, что природа дает все с такой свободой и такой полнотой. Я хотела держать кого-то за руку, когда он или она умирает, потому что это такая великая честь. Я хотела знать, что станет с людьми, местами, вещами, которые что-то значили для меня. Я хотела узнать что-нибудь новое от того, кого я пока еще не встретила. И я хотела знать, что я могу увидеть невыразимую боль, и знать, что она тоже меня изменит, но не уничтожит. Я хотела путешествовать дальше, чем видят мои глаза, и поприветствовать того, кто поможет мне туда добраться.