Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Следующие несколько минут мы сидели на кровати, уставившись на медальон. На одной его стороне располагалось крошечное изображение Саро, которое я вырезала из фотографии, а на другой был маленький запаянный пластиковый пакетик, который я уложила в форму сердечка. Мы смотрели на медальон до тех пор, пока Нонна не закричала с первого этажа:

– Tembi, sei sveglia? Caffe e pronto. – Темби, ты проснулась? Кофе готов.

Спустя полтора часа я переступила порог кухни Нонны и, выйдя на улицу, направилась к церкви. Зоэла решила в конце концов остаться дома с ее кузиной подросткового возраста, Лаурой. На самом деле она снова заснула, и я надеялась, что она проспит до моего возвращения домой.

Жара набирала силу тем утром с особой целеустремленностью. Мы со свекровью медленно шли рука об руку, шагая в унисон сначала вниз по улице к главной дороге, бывшей единственным входом в город и выходом из него. Она держала прах Саро и притягивала меня поближе к себе, когда мы проходили мимо пекаря и сыродела. В обед мы должны были получить хлеб и сыр, которые готовились в этих магазинах. Я не была уверена насчет того, что именно она приготовила, но нам определенно принесли бы угощение от скорбящих. В этом я была уверена. Это будет что-то утешающее, легкое в усвоении. Это та еда, что придает силы жить дальше.

Мы прошли мимо свежевыстиранного белья, висевшего на веревках, и брусчатки, покрытой овечьим пометом. Почтальон на своей «Веспе» пролетел мимо, направляясь вниз по склонам побережья в соседний город, прежде чем он сделает круг и вернется обратно в Алиминусу. Когда мы обходили пьяццу, единственную в городе площадь, я услышала, как вдалеке продавец фруктов рекламирует свой товар, говоря на своем скрипучем диалекте в громкоговоритель, установленный на крыше его маленького грузовичка: «Pomodori e pesche, freschi, buoni, buoini!» Он обещал, что его томаты и персики будут свежими, и такое нельзя упускать.

Я увидела, как открывают аптечную дверь. Затем мясника, принимавшего своего первого покупателя – старого мужчину в копполе, докурившего сигарету, прежде чем подойти.

Мы с Нонной поднялись вверх по широким, гладким мраморным ступеням церкви и вошли в темную ризницу. Мы поддерживали друг друга во время всей десятиминутной прогулки. Остальные уже ждали внутри. Теперь моя свекровь отошла от меня, чтобы отдать священнику прах, а затем занять свое место на скамье, ближайшей к алтарю. Я села рядом с ней. Над всеми нами нависала статуя святой Анны, матери Марии и покровительницы этого города.

Священник провел короткую службу за упокой над урной с прахом. Он окропил ее святой водой, затем сказал пару слов о Нонне и ее силе, поддерживавшей его во время болезни. Он помолился за меня и Зоэлу. Чтобы сфокусироваться на его словах, я изо всех сил боролась с усталостью после перелета и истощением. Если бы мне только удалось сосредоточить свое внимание на чем-то одном, я бы пережила этот момент. Но вместо этого все, что я чувствовала, – это острое желание, чтобы Саро был рядом со мной, на этой самой скамье. Поэтому я опустила голову и остановила свой взгляд на столе, куда священник поставил прах Саро. Покрывало на урне было маленьким и скромным, с орнаментом. Я не отводила от него глаз до тех пор, пока моя свекровь не схватила меня за руку, потому что настало время идти.

Выйдя из церкви, мы пошли обратно, вниз по исполосованным белым ступеням к ожидавшей нас машине Косимо. Она должна была нам помочь избежать крутого спуска пешком и гарантировать, что мы не столкнемся с городскими жителями, тем более что к этому моменту их на улицах стало значительно больше. Нас уже ждал местный могильщик с ключами, чтобы открыть кладбище.

В проходе под аркой, ведущей к главному коридору со склепами, гулял легкий ветерок. Мы образовали небольшую группку скорбящих: Нонна, Франка, Косимо, двое кузенов, двое друзей детства, знакомый художник из соседнего города, знавший Саро в годы его молодости, священник и смотритель кладбища.

На время церемонии я прислонилась к кипарису. Я нуждалась в поддержке чего-то, у чего были глубокие корни. Птицы собрались в кроне дерева над нами, словно затем, чтобы понаблюдать за этой человеческой драмой, а может, и просто в поисках укрытия в переулках мавзолеев. В любом случае они были чем-то, на чем я могла сфокусироваться. Мне казалось, будто я плыву над своим телом, в небе вместе с ними. Присутствовать в своем теле означало чувствовать слабость в ногах, ноющую боль в бедрах. Мне пришлось бы страдать от головокружения, которое грозило мне падением прямо на булыжники. Мое тело было ужасным, страшным, нестабильным местом для того, чтобы в нем находиться. Поэтому я плавала в воздухе над ним. И я слушала.