Она знала, что обычно по вечерам я не отвечаю на звонки. Окончание дня по-прежнему было для нас непредсказуемым. Некоторые дни были все еще тяжелыми, особенно с приближением годовщины. Зоэла снова вернулась спать в свою постель, но нам потребовалось много времени для переходного периода, чтобы она могла почувствовать себя в безопасности и достаточно защищенной, чтобы засыпать. Затем я сама заваливалась в кровать, изнуренная выполнением родительских обязанностей в одиночку и горем одновременно. Часто я лежала без сна. Когда мне наконец удавалось заснуть, меня посещал повторяющийся сон о том, как мы с Саро занимаемся на пляже любовью, как это было в Греции и на Эльбе. В этом сне были дюны из песка вокруг тента на пляже, где мы ежедневно встречались, чтобы завернуть друг друга в свои объятия. Он проникал в меня, и я вскрикивала, а затем выглядывала и видела приближающиеся волны. Я понимала, что наше убежище вот-вот будет смыто. Вместе с нами. И во сне я говорила: «Скорей, скорей, давай это сделаем». А затем просыпалась в тишине.
– Я не знаю, мам. Мы можем подумать об этом завтра? Я вообще-то иду сейчас на прослушивание.
– Супер, ни пуха тебе. – Хотя она управляла многомиллионным бизнесом, она обожала тот факт, что я сделала карьеру в искусстве, и всегда была в восторге, когда я ходила на прослушивания. – Ты справишься на отлично. Я куплю цветы. Ты их заслуживаешь.
Десять минут спустя я расположилась в комнате ожидания, полной других актеров. Еще через пять минут я стояла перед камерой. Очередные пять минут – и все закончилось.
Когда я вернулась домой с прослушивания, солнце светило через окно кухни золотым светом, купая столетние половицы в сиянии, глядя на которое я подумала о карамели, выложенной полосками. Я прислушивалась к раздутой тишине, опустившейся на мой дом. Я пока еще не смогла привыкнуть к ней. Иногда она бывала оглушающей. Эта тишина, казалось, бьется в окна и гремит сковородками. Зоэла была в школе, но я позвала ее по имени, а затем и Саро, чтобы вынырнуть из звука небытия. Потом я притворилась, что Саро зовет меня из другой комнаты, перебрасываясь ничего не значащими репликами туда и обратно. Это была игра, в которую я играла, чтобы заполнить пустоту, физическую и эмоциональную. И все равно в этот день их имена выпадали из моего рта прямо на пол со стуком. Только тишина отзывалась эхом в ответ.
Через два часа я смогу забрать Зоэлу из школы. Она наполнит дом вибрациями мультфильмов, настольных игр и игр с куклами и музыкой фортепиано. Она недавно написала рассказ, в котором маленькая девочка потеряла свою маму, потому что мама ушла «странствовать» в поисках отца девочки, который умер.
В этом году она отметила свой первый день рождения без своего папы. Она часто спрашивала меня: «Кто обо мне позаботится, если ты умрешь?» Этот вопрос протыкал наши разговоры у стоматолога, в самолетах, когда она клала голову на свою подушку.
– Я в порядке, я здорова, я здесь, с тобой. Я собираюсь быть здесь и увидеть, как ты состаришься. – Мой ответ превратился в мантру.
– Но ты не знаешь этого наверняка. – В восемь лет она уже знала о ловушках жизни.
– Ты права. Никто из нас не знает, когда мы умрем. Но что имеет значение, так это то, что мы живы сейчас. И я здесь, с тобой, сейчас. Прямо сейчас. – Это была одна из вещей, которым учили меня психотерапевты и книги, – что говорить, чтобы успокоить ее тревогу.
После выполненной работы тяжесть дня начала накатываться на меня, и я неожиданно оказалась бесцельной и рассеянной. Мне нужен был свежий воздух.
Поэтому я вышла наружу, в сад Саро, где росли бобы фава. Это место в моем доме снимало тяжесть с моего сердца. Воскрешение, обновление, средство к существованию – обещания этих бобов.
Стоя перед центральным фонтаном, я вспомнила, как этот сад создавался в январе годами ранее. К той весне Саро восстановился после операции и снова был на химиотерапии, когда я наконец попробовала