Даже в первый год, последовавший за его смертью, я снова посадила бобы поздним январским днем, на годовщину того дня, когда мы сбежали в Нью-Йорк. Я осмотрела плоды в саду: было больше двух килограммов бобов, готовых к сбору. Саро учил меня, как визуально оценивать урожай. Я хотела приготовить его любимое весеннее блюдо,
Собирая их, я чувствовала благодарность к тем, кого эти бобы накормят. Если друзья – это семья, которую ты выбираешь, то я выбрала лучшую семью на этой планете. Они – мой клан. Каждый из них пришел в мою жизнь посредством какой-то случайной встречи – первый курс колледжа, первый день в новом коллективе, поиски туфель в песочнице детского сада, принадлежавших нашим босоногим карапузам, Саро, представившийся родителям других межрасовых детей в парке со словами: «Мой ребенок выглядит как ваш ребенок, мы должны познакомиться». Мой клан образовался из всех жизненных путей, возрастов, интересов и профессий – художник по мозаике, адвокат, преподаватель, терапевт, инвестиционный банкир, актер, писатель, водитель лимузина, мультипликационный художник. Связующая нить между всеми нами – принципиальное стремление идти рука об руку, друг рядом с другом в самые неспокойные и болезненные моменты. Они мне достались по счастливой случайности, а остались – по собственному желанию. Я хотела, чтобы они попробовали сицилийские бобы. Бобы, которые я выращивала всю зиму в ожидании этого дня. Я хотела собрать свою команду, чтобы они знали: их любовь и забота в предшествующие двенадцать месяцев были единственной причиной, по которой я стояла прямо.
Поскольку для меня это было первый раз, когда в моем доме предстояло находиться такому большому количеству людей, я стремилась в буквальном смысле воскресить кое-что – традицию, которая была у нас с Саро, открывать двери своего дома друзьям с добрыми намерениями и действительно хорошей едой. Он всегда был магнитом, притягивавшим людей к нашему дому. Его компания, его еда, его хаотические рассказы про свое детство на Сицилии, где учитель однажды заставил учеников идти домой через весь город с надписью «Я – осел», приколотой к спине, потому что они не слушались на уроке. Друзья обожали эти истории, описывающие времена и места, словно кадры из «Нового кинотеатра “Парадизо”».
После его смерти я боялась, что наши друзья перестанут приходить, потому что я была не такой, как он. У меня не было его добродушия, «заходи в любое время», правила открытых дверей. Я была более жесткой, женщиной, которая полагается на составление четких планов, доводя это до патологии. Но я надеялась, что, организуя этот прием, я смогу вернуть в какой-то степени дух дружелюбия Саро и дом, полный людей, которые едят, проливают вино на стол и смеются, вспоминая прошлые годы.
Я вернулась обратно в дом и высыпала гору из свежих бобов, собранных в саду, на кухонный остров, собравшись приготовить его любимое весеннее блюдо, но я не могла вспомнить рецепт. Я помнила шаги по очистке и варке. Но остальное было расплывчатым. Мне нужно приготовить из бобов пюре с частью той воды, в которой они варились, или мне нужно сварить бульон? Добавлять чеснок или шалот? Чеснок, наверное, подумала я. Перец? Сколько оливкового масла? Подойдет ли вместо него сливочное?
Когда появлялись такие сомнения, был только один человек, которого я могла спросить. Нонна.
– Как дела в городе? – Она была единственным человеком, с которым я регулярно общалась на итальянском, помимо советов по приготовлению еды. Наши разговоры трижды в неделю поддерживали в какой-то мере мое свободное владение языком, нить с моей прежней жизнью. Так мы оставались на связи и в курсе того, что происходило у каждой из нас в жизни без присутствия Саро. Он разговаривал с матерью после смерти отца каждый день. Казалось естественным, что мы с ней сберегли традицию после того, как Саро умер. Это сделало нас ближе.
– Да как обычно. Я не очень часто выхожу из дома. Нет толку от того, что я выношу на улицу свою грусть, – сказала она, отвечая мне наполовину на итальянском, наполовину на диалекте. – Но я пойду на службу в день годовщины.