Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Он не желал слышать беспокойство в голосе своей матери за полмира от нас, в то время как сам едва был способен контролировать свою собственную жизнь. Я понимала, но все же это досаждало мне. Я своим родителям сказала сразу же, я на них могла положиться. Они подбадривали Саро, даже предлагали помогать финансово, с тех пор как он перестал работать и стоимость его лечения стала просто ошеломляющей. Мне не нравилось скрывать такую информацию от его семьи. У нас наконец-то наладилось открытое общение с его родителями. И не говорить им выглядело предательством, вопиющей нехваткой близости. Но у него были на то свои причины. Главной среди них было то, что если они не могут ничего сделать, находясь так далеко, то не стоит и беспокоить их – для них это будет слишком тяжело. Он хотел подождать. Поэтому мне пришлось дать Саро обещание ничего им не говорить, обещание, которое вынуждало меня замечать, сколько раздоров способен был вызвать рак. Мы вернулись обратно к утаиванию фактов от сицилийцев.

Однако когда приблизилось Рождество, Саро прошел уже более четырех курсов химиотерапии и замену коленного сустава на протез вместо ампутации ноги до бедра, как мы боялись. Он по-прежнему передвигался на костылях. Нас уведомили о том, что его бедренная и большая берцовая кости вокруг протеза будут заживать в течение месяцев и еще месяцы пройдут, прежде чем он снова сможет самостоятельно ходить. В это время я помогала ему перемещаться, и он проходил физиотерапию дома, пока мы ждали восстановления его иммунной системы, чтобы начать после Нового года новый курс химиотерапии. Он выбрал это время, чтобы наконец-то сказать своим родителям, что у него диагностировали рак.

– Il cancro non c’ e piu. Sto molto meglio. – Рак ушел. Мне намного лучше, – сказал он в наиболее реальном и честном разговоре из всех, которые были у него с родителями в течение предыдущих месяцев.

Я слышала, как дрожит его голос, пока он отвечал на шквал вопросов своих отца и матери, которые находились у телефона вдвоем. Его мать произносила «Розарио, Розарио!» с такой жалостью в голосе, что я даже испугалась и почувствовала, как меня затошнило. Меня снова одолели сомнения. Я сразу же поняла, почему именно он выжидал момент, чтобы им сказать. Невозможно было бы преодолеть все прошедшие месяцы, дополнительно взвалив на себя ответственность за то, чтобы успокаивать их отчаяние.

Саро расплакался, повесив трубку. Я оставила его в одиночестве. Мы научились чему-то новому в нашем супружестве – когда оставлять друг друга в одиночестве, чтобы предоставить больше пространства другому, и когда становиться ближе друг к другу. Прошло пять месяцев его ежедневного пребывания дома, без работы, с моей заботой обо всех аспектах его нужд и потребностей параллельно с ведением домашнего хозяйства. Мы находились рядом 24 часа 7 дней в неделю, в окопах. Мы сформировали новую линию взаимодействия, которая включала в себя также его возможность плакать в одиночестве.

Через день после того, как он сообщил новости своим родителям, позвонила Франка, чтобы сказать, что родители приедут в Лос-Анджелес, чтобы навестить Саро на Рождество. Она забронировала им билеты по их просьбе. Сказала, что билеты выйдут самыми дешевыми, если они останутся здесь на месяц. Никто не обсудил это с нами. Выглядело так, что мать, пропустившая свадьбу своего сына, не упустит возможности находиться рядом, когда у него рак. Мысль о том, что я проживу месяц рядом со своими свекром и свекровью в Лос-Анджелесе, заставила меня похолодеть. Когда я попыталась сказать Саро, что это может оказаться слишком длительным, слишком тяжелым и напряженным, он ответил:

– Темби, позволь им сделать это. Они хотят помочь. Я не знаю, правильно ли это для нас, но мы ничего не можем сделать в этой ситуации. – Лежа в постели, он перевернулся на другую сторону, лицом к окну. – К тому же я не знаю, когда снова смогу их увидеть.

Его родители были на борту самолета две недели спустя. С момента нашей первой встречи пять лет назад я едва ли виделась с ними раз в год, очень непродолжительное время. Мы взаимодействовали таким же образом, каким обычно взаимодействуют дальние родственники на принятых в таких случаях встречах: обмен любезностями и объятиями, улыбки друг другу в течение дня и совместные приемы пищи без малейшего намека на душевность. Я приняла то, что никогда не смогу сблизиться с его родителями. Даже элементарно присутствовать в жизни друг друга было достаточно большим препятствием, чтобы преодолеть его за всю жизнь. Я никогда не могла себе представить, что они приедут в Лос-Анджелес, посмотрят лично на то, как мы живем. Рак все изменил.

Утром в день их прибытия я подготавливала дом, пока Саро отдыхал, все еще слишком больной, чтобы делать многое. Но не слишком больной, чтобы скрывать свою тревогу или держаться в стороне от указывания мне, что именно должно быть сделано.