Я не видела ничего наподобие этого в Лос-Анджелесе. Над ним всегда висел смог, отделяющий жизнь, которую мы вели, от открытого неба. Я передвигалась по урбанизированным линиям, не поднимая взгляда, даже не глядя по сторонам. И тем не менее иногда такие виды мне попадались. Когда я ехала из Пасадены в Силвер-Лейк, мне было видно небо, которое тянулось в сторону океана – узкий, мимолетный вид, потому что я двигалась по автомагистралям и улицам.
С каждым поворотом мое восхождение становилось все более крутым, Алиминуса за спиной уменьшалась. Море выскочило передо мной, словно мы играли в прятки, когда я добралась до первого ровного плато. Затем Средиземноморье предстало передо мной во всем своем облике. Я остановилась как вкопанная, глядя во все стороны и не желая упустить ни одной детали пейзажа. С этой точки он был весь покрыт возделанными участками земли, которые, в зависимости от сезона, дарили томаты, артишоки, бобы, перец, баклажаны, цукини, чеснок, картофель, латук, свеклу, фенхель, зимнюю зелень, лекарственную ромашку, орегано, базилик. Оливковые, инжирные, миндальные, персиковые и абрикосовые деревья составляли мне компанию. Каждый вдох очищал мою душу. Глядя на эти земли, я не чувствовала внутреннего раскола, слишком глубокого или широкого для того, чтобы я не смогла его преодолеть.
Там, на окраине города, моя
Через час я спустилась обратно в город и обнаружила на втором этаже Нонну, занятую глажкой, чего она никогда не делала в это время дня.
– Я глажу ночные рубашки Эмануэлы. После ее недавней операции на бедре ей нужна помощь. Идем. Сюда. – Она провела меня из комнаты в другую, оставив спальные принадлежности своей кузины на гладильной доске. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на это, – указала она на комод в своей спальне.
Сначала я не поняла, что происходит, когда она начала показывать мне содержимое ящиков своего комода. Затем все стало ясно.
В верхнем ящике были ночные рубашки – шесть штук без рукавов для смены летом, с цветочным принтом, ни разу не использованные. Она сказала мне, что они предназначены для того, когда или если – или и то и другое – ей придется лечь в больницу. Больницы в Италии (и на Сицилии) не обеспечивают бельем. Она приготовила количество, достаточное для того, чтобы пробыть в больнице шесть ночей подряд. Благодаря этому Франке не придется стирать и гладить их каждый день ее пребывания там.
Во втором ящике было то же самое содержимое, но для пребывания в больнице весной, когда ночи холоднее. В третьем и четвертом лежала одежда для зимней госпитализации. Там были одежда из флиса, шерстяные ночные рубашки, даже низ от пижамы – такое Нонна не носила никогда, но он шел в комплекте с флисовым набором, и, возможно, ей пришлось бы тоже надеть это, поскольку зимней ночью в больнице на морском побережье могло быть недостаточно тепло. В пятом ящике лежали пошитые вручную кружевные наволочки. Наволочками, как я поняла, больница также не обеспечивала.
Когда мы добрались до последнего, шестого, ящика, мне пришлось встать на колени на покрашенные вручную половицы, чтобы помочь ей открыть его. Он находился очень низко, и ей приходилось напрягать спину, чтобы дотянуться до него. Я услышала за окном, как едет на машине торговец фруктами по узкой улице – он кричал, предлагая нам купить самые сладкие дыни и самые нежные сливы. Мы его проигнорировали. Я заглянула в содержимое шестого ящика.
Там в одиночестве лежал единственный чистый пластиковый пакет для одежды. Внутри находилась одна сложенная белая в цветочек ночная рубашка.
– Возьми это, я покажу тебе, – сказала она.