Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Когда я потянулась за пакетом, я обратила внимание на маленькую деталь внутри под прозрачным пластиком. Поверх нетронутой сложенной ночной рубашки лежала фотография. Это была фотография ее и Джузеппе, моего свекра, сделанная пятнадцать или двадцать лет назад. На фото она стоит позади него и они оба улыбаются. На заднем плане я увидела стол с подарками. Оба они празднично одеты. Видимо, фотография была сделана на чьей-то свадьбе. Я передала ей пакет, и она положила его на верх комода. Медленно она достала фото, отложила его в сторону и вынула одежду: ночную рубашку, нижнее белье, чулки.

– Это для того, когда я умру.

Затем она погладила одежду, разровняла чулки и бережно положила их и фотографию обратно в пакет. Мне было велено вернуть все обратно в шестой ящик.

– У меня должно быть это все. Никто не хочет, чтобы в конце его жизни кто-нибудь сказал: «Ей не хватало даже на то, чтобы иметь свежую одежду в больнице и достойное одеяние для похорон».

Я сказала ей, что все поняла. Она пожала плечами так, словно, быть может, я поняла, а может быть, и нет, но, по крайней мере, теперь я об этом знала. Затем снова вмешался баритон торговца, возвращавшегося вверх по улице. Нонна восприняла это как знак, что пора вернуться к глажке ночных рубашек Эмануэлы.

– Я делаю это, потому что ее невестка не любит гладить. Но к ней каждый день приходят повидаться люди. Это необходимо.

Она оставила меня стоять в одиночестве в своей спальне, а сама вернулась к работе. Я была застигнута врасплох, потрясенная тем, что только что произошло. Она показала мне свою самую уязвимую часть, пригласила увидеть и обдумать ее собственную смертность. Мне понадобилось присесть, словно я внутри стала мягкой. Между нами никогда прежде не возникало такой открытости. В один день она отвела нас к священнику и показала мне свою одежду для похорон. Я не была уверена в том, как именно нужно ответить на предложение о такой откровенности, о включении себя в прежде неизвестную часть ее жизни. За все наши годы вместе этот момент был, вероятно, самым интимным для нас. Она открыла свои спрятанные места в буквальном смысле, поделилась со мной своими желаниями относительно того, что должно было случиться, когда она утратит способность принимать решения. Это было планирование конца жизни в сицилийском стиле. Но я также чувствовала, что мне доверяют, словно она пригласила меня в новую камеру своего сердца и поощряла меня остаться там. Я чувствовала себя ее невесткой в новом смысле этого слова.

Покинув спальню и проходя мимо гладильной доски и мимо нее, разравнивающей складки на сорочках и лифчиках Эмануэлы, я была поражена кое-чем еще. Я осознала, что только что стала свидетелем еще одного примера того, как плотно взаимодействует здесь сообщество. К лучшему или к худшему. Любая из женщин на этой улице может быть призвана, и от нее будут ждать участия в болезни или смерти других. Они поддерживали друг друга. Это была традиция, такая же древняя и живая, как и руины сицилийского храма Геры – куда мы с Зоэлой собирались отправиться.

Гера и Сапфировое море

Поездка в Агридженто превратилась в почти четырехчасовое путешествие по дорогам без карты, полное тупиков и объездов. Косимо предложил отвезти нас, я думаю, потому, что часть моих родственников была дружно озабочена тем, что наше с Зоэлой самостоятельное пересечение внутренних территорий Сицилии без наличия кого-то из местных потенциально было обречено на провал. Франка тоже поехала с нами. По правде сказать, пережив множество инцидентов во время поездок по Сицилии и Италии, я почувствовала облегчение от того, что они со мной. Больше всего запомнилось, как пять лет назад мы были с Саро и заправщик на станции залил в бак машины с дизельным двигателем этилированный бензин. Спустя двадцать минут прямо на автостраде из строя вышла коробка передач. Была самая середина августовского дня. Не было даже ограниченной мобильной связи, машины пролетали мимо на скорости девяносто миль в час, мы не могли даже открыть окна, когда сломался двигатель. Не было техпомощи, которая могла бы нас забрать. Numero Verde, национальная итальянская служба спасения, была кошмаром из произведений Кафки – единственный голос в записи снова и снова на протяжении многих часов предлагал мне «нажать цифру один», чтобы соединиться с оператором. Саро проклинал всю нацию и заявил, что итальянская неэффективность – это бич всего человечества. Я молилась в ожидании чуда и чистила апельсины, которые мы купили для того, чтобы не допустить обезвоживания у Зоэлы. Нам пришлось прождать помощи несколько часов. Провести четыре часа, застряв на обочине кольцевой дороги возле Рима, летом – все равно что запустить двигатель в работу на холостом ходу в парилке. К концу путешествия я назвала Италию невыносимой и угрожала больше никогда сюда не вернуться.