Читаем Вкус жизни полностью

– И все же не обижайте моего любимого Тропинина! Кто-то сказал: «Не трогайте великих!» Только за один портрет жены Щепкина, в котором он умудрился показать всю любовь и доброту женщин всего мира, я не могу позволить вам причислять его к художникам, пишущим для примитивной публики что-то обычное, – оскорбленная в своих самых лучших чувствах, резко заявила я. – А попытки преподнести нам окружающий мир по-особенному я видела у Филонова. Говорят, он именитый мастер, но я не большая поклонница его живописи. Я теряюсь перед ним. Люди у него очень даже странные. Зачем он их искорежил? Что он нам хотел сказать, изображая нагромождения уродств? (Теперь бы я спросила иначе: «Что за садомазохистские наклонности проявляет художник?») С моей точки зрения, он «талантливо» изображал отвращение к человеку. Да, я так его понимаю. И это есть его любовь к ближнему? Оригинально, конечно, но он далеко не Чехов от живописи. Вот вы, наверное, сейчас меня прервете. Мол, прибереги свое красноречие для подружек, мол, твоя голова набита всяким вздором. Проще сказать: мусором, соломой. Я не пустомеля, просто привыкла говорить начистоту. Так я вызываю на спор и выясняю для себя истину.

Филонов так «видел» и так «излагал» свои мысли! Он не хотел подстраиваться под кого-то или плясать под чужую дудку, вот и придумал свою манеру творить. Прекрасно! Но мне кажется, он сокрушал идею красоты и гармонии, да еще прикрывался заумными фразами! У меня что, другая организация мыслительной деятельности? Любовь, доброта и красота правят миром. Я не понимаю его художнические судороги, хоть ничего не имею против них. Такие выверты, наверное, не могут поколебать единого культурного пространства, не могут вызвать к жизни нездоровые явления.

Наверное, вы, Анна Константиновна, думаете: «Какие кощунственные, грубые, вызывающие оценки наглой дурочки!» Понимаю, что не скуплюсь на подобного рода «похвалы» по причине отсутствия достаточных знаний. И вы предполагаете, что в этом случае интуиции мало и она должна молчать? Вы, я вижу, тоже считаете, что Филонов прокладывал путь новому направлению в живописи, которого не понять школьникам или даже современникам, и только последователи, идя по проторенной дорожке, доведут его идею до совершенства. Может, конечно, и так.

– Еще раз повторяю: пойми, индивидуальность талантливого человека состоит в том, что он видит мир иначе, чем остальные. Он улавливает то, что не замечают другие. Постой, не торопись ставить телегу впереди лошади, – миролюбиво посоветовала Анна Константиновна, взлохматив мою и без того беспорядочно оформленную шевелюру. – Манера, которую нашел Филонов, называется концепцией умственного построения. В портрете мужчины, о котором ты, наверное, ведешь речь, – все несчастия мира, в нем трагедия людей. Он выписывает много лиц и глаз потому, что время не вмещает его грандиозные мысли. Мы не видим тех миров, которые видит гениальный художник. Они за гранью нашего понимания.

– Когда я что-то сначала не понимаю в учебнике, я вчитываюсь и все равно доискиваюсь, добираюсь до смысла. А тут… темный лес… Может, эта фраза нужна художникам для оправдания? Вы имеете в виду, что Филонов, как и Врубель, имел… некоторые психические отклонения? – не выдержала я. – Несмотря ни на что, Врубель мне очень близок, я его понимаю. И хотя каждый штрих на его полотнах кричит о его болезни, они вызывают любовь и сострадание. Я чувствую, что картины имеют реальную силу воздействия на людей, как музыка и литература. Вот, допустим, «Иван Грозный убивает своего сына» Репина повергает меня в ужас, в нервное возбуждение. Я не хочу ее рассматривать. Может, не доросла или не очерствела?

Но Анна Константиновна не услышала моего вопроса, а может, разозлилась или обиделась за мое предположение и не захотела отвечать. Я знала такой педагогический прием (не позволяющий сорвать урок особо любознательным, не имеющим тормозов детям), помогающий учителю довести намеченную тему до конца.

– Чтобы понять любого автора, надо иметь большой зрительский опыт, насмотренность нужна. Сначала надо научиться понимать его творчество, потом чувствовать, как он. То, что изображает Филонов, имеет отношение не к существованию человека, а к его сущности. Даже естественное общение людей почти не требует ротиков и носиков. Мы разговариваем масками, общаемся символами, понятиями.

– Символ – для меня слишком сложное и слишком многоплановое понятие. Вот, например, Христос – грандиозная личность, он – образ, воплощение скорби человеческой и на картинах некоторых художников не имеет физического лица, потому что он символ. Я понимаю этих художников и считаю, что неизвестную нам высшую силу не стоит наделять обыкновенной внешностью, пока она за пределами нашего понимания. Ведь людям со временем может открыться такое, чего они никогда еще не могли себе представить, так как его существование возможно только в ином мире, можно сказать, параллельном нашему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги