В назначенный день погода, как назло, выдалась на удивление капризной. Дул сильный ветер, нагоняемые с залива облака то сбивались в плотную кучу, закрывая солнце, и тогда начинал накрапывать мелкий дождь, то расступались, давая возможность совсем по-летнему теплым лучам быстро высушить капли, покрывающие поручни и лакированные скамейки на катере. И если недолгие периоды мороси можно было легко пережить, то с ветром дело обстояло хуже – он поднимал волны, от которых катер сильно болтало даже у самой пристани. Едва ступив на борт и выпустив руку Димы, Наташа вынуждена была тут же присесть на скамейку. Сделала она это слишком поспешно и довольно неловко, почти плюхнулась, – но все же это было лучше, чем нелепо и неизящно махать руками, пытаясь сохранить равновесие на качающейся посудине. Глядишь, еще бы и не удержалась, и в воду свалилась. Вот было бы позорище…
Катер оказался совсем небольшим, не катер даже, а скорее моторная лодка, и это разочаровало Наташу. Не потому, конечно, что она настроилась бороздить водные просторы на роскошной двадцатиметровой яхте, а потому, что из-за малых габаритов судна пассажиры сидели сразу за капитаном, только что не упираясь коленями в спинку его сиденья, что исключало всякую возможность поговорить по душам. К тому же двигатель шумел слишком громко, и разговаривать бы пришлось во всю силу легких, едва не кричать. Так что они просто чинно сидели рядом, отпуская короткие односложные реплики, лишь время от времени касались друг друга локтями да хватались за поручни, когда катер закладывал особо эффектные виражи.
Минут через десять Наташа почувствовала, что ее начинает укачивать, и это не на шутку встревожило. Не хватало ей еще морской болезни – и не в чьем-нибудь обществе, а во время прогулки с Димой! Как будто мало того, что она старше него бог знает на сколько…
– Как думаешь, можно немного убавить скорость? А то у меня голова закружилась, – обратилась она к нему.
Дима встал, сделал пару шагов и, склонившись над спиной своего друга, принялся что-то ему втолковывать. Разговор длился уже явно дольше, чем требовалось для простой просьбы «идти помедленнее». Дима настойчиво показывал рукой куда-то вбок и вперед, капитан мотал головой, видимо, не соглашаясь, и чем дольше они общались, тем больше Наташе становилось не по себе. Может, не стоило просить вести катер помедленнее и говорить про закружившуюся голову? Вдруг Дима решит, что у нее, Наташи, слабое здоровье? А там, глядишь, и о разнице в возрасте задумается…
Наконец капитан – Женя, кажется? – кивнул и, сбавив скорость, направил катер к пологой арке Прачечного моста, к входу в Фонтанку. Вмиг стало тише, прекратилась и тряска, и тошнота. Дима вернулся, снова сел рядом, и они поплыли дальше, от нечего делать разглядывая мосты и дворцы с таким видом, будто были туристами и видели их впервые.
– Хочешь шампанского? – спросил вдруг Дима, открывая внушительный рундук и доставая из него бутылку сладкой шипучки и коробку шоколадных конфет. Пришлось отрицательно мотнуть головой. Шампанское, тем более сладкое, Наташа терпеть не могла, да и шоколад не особенно жаловала. Но, видимо, Дима заключил, что женщина в ее возрасте должна любить и то и другое.
Тем временем дождь все сеял и сеял, превращая и без того не особо задавшуюся прогулку в совсем унылое дело. Наконец, когда у Адмиралтейских верфей катер, войдя в канал Грибоедова, повернул назад в сторону центра, Наташа сказала:
– Может, сойдем на берег? Пройдемся, как в прошлый раз?
Пришвартовались у Семимостья, напротив Никольского Морского собора. Вежливо попрощавшись с капитаном, которого она толком и разглядеть не успела, Наташа принялась рыться в сумочке, пытаясь достать со дна зонтик. Дима стоял рядом молча, держа над ней свой – большой, темно-синий, которого явно хватило бы на двоих, – не торопя, но и не делая попытки помочь. Когда она, запутавшись в застежке чехла, попыталась потянуть хлястик зубами, все же сказал:
– Давай я.
– Не надо, – тут же отрезала она. – У меня пока еще все нормально с самообслуживанием.
Это прозвучало излишне задиристо, почти грубо. Как будто он в чем-то таком сомневался и давал ей это понять.
Чувствуя, что в сражении с чертовым чехлом догорают остатки ее хорошего настроения, и, шепотом выругавшись, Наташа сунула зонтик назад в сумку и собралась взять своего спутника под руку:
– Я устала. Проводи меня, пожалуйста, до метро.
Против ее ожидания он не округлил локоть, посторонившись на тротуаре, чтобы она могла идти рядом с ним. Как стоял – так и остался стоять, да еще и взялся ее в задумчивости разглядывать, склонив голову набок, словно впервые увидел.
– Что? – не выдержала Наташа.
– Мне кажется, пришло время кое-что прояснить, – неторопливо и размеренно произнес Дима. – Я, по-твоему, глуп? Избыточно инфантилен, незрел? Чего-то не понимаю? Тебе со мной неинтересно?
– С чего ты взял? – опешила Наташа, от неожиданности выпустив его руку, которой завладела чуть ли не силой.
– Тогда что тебя в нашем общении не устраивает? Почему ты все время думаешь про мой возраст?