Владимир Маяковский. Роковой выстрел

Bпустите, мне надо видеть графа.
Bы спросите, кто я? Здесь жил органист.
Он лег в мою жизнь пятеричной оправой
Ключей и регистров. Он уши зарниц
Крюками прибил к проводам телеграфа.
Bы спросите, кто я? На розыск Кайяфы
Отвечу: путь мой был тернист.

К сожалению, Баевский, приведя ряд фактических сведений из творческой истории «Баллады» Пастернака, оставил без внимания факт, находящийся в его же комментариях к Большой серии «Библиотеки поэта», где сообщается об экземпляре «Поверх барьеров» 1917 года с правкой и новой редакцией на вклеенном листе с зачеркнутым заглавием «Баллада Шопена»: «Автограф строки 56–71 с датой «26 ноября 1928 г.» и примечанием: «О музыке из Баллады»[155].

Это заставляет несколько иначе оценить этапы творческой истории «Бывает, курьером на борзом…». Прежде всего, на наш взгляд, необходимо начать анализ стихотворения Пастернака не с первой («Баллада»-1), а именно со второй редакции «Баллады» («Баллада»– 2). Ведь несколько строк второй редакции сам поэт определил, как стихи о музыке из первой редакции «Баллады». Таким образом, перед нами авторская констатация того, что вторая редакция является автометаописанием первой. Причем принципиально важно, что сам Пастернак говорит о «Музыке» своей первой «Баллады» на своем поэтическом языке.

Совершенно очевидно также, что литературный контекст 1916 года принципиально отличался от контекста 1928-го. Поэтому до любых разговоров о смысле или форме «Баллады» 1928 года необходимо, на наш взгляд, реконструировать литературную ситуацию 1928 года, приведшую к необходимости создания второй редакции «Баллады».

Для нас это означает два этапа жизни и контактов двух поэтов: ранний футуристический и закончившийся разрывом Лефовский.

Итак, это период мучительного разрыва Бориса Пастернака с ЛЕФом и Маяковским. Выход первого номера «Нового ЛЕФа», куда Пастернак не только дал отрывок из «Лейтенанта Шмидта», но и где был обозначен на обложке как постоянный сотрудник журнала, вызвал шквал критических нападок. При этом важно, что критики Маяковского старались разделить его и Пастернака. Именно этот мотив более всего раздражал Маяковского. Так, на диспуте «ЛЕФ или блеф?» 23 марта 1927 года Маяковский говорил: «Вот еще одна книжка. В этой книжке имеется статья о И. Сельвинском за подписью присутствующего здесь т. Лежнева. Вот что пишет т. Лежнев о двух футуристах, двух лефовцах (курсив наш. – Л.К.): «Маяковский, конечно, не только поэт, но и вождь, глашатай, даже теоретик школы. Этим он коренным образом отличается от Пастернака.

Перед нами не только две разных индивидуальности, но два принципиально различных типа поэтов. Эпоха, в зависимости от своих требований, ставит то одного, то другого в главный фокус литературы. Когда время ломки искусства… выдвигает вперед футуризм и его знаменосца Маяковского, Пастернак остается в тени…» <…> Может быть, это случайно оговорилась безответственная критика об эпохе? Нет, почему? Вот другое имеется – вот «Красная новь». Это второй Полонский, и Полонский с багажом, не только редактор, но и теоретик. Под его редакцией помещаются статьи наших противников. И в одной из статей пишут про Сельвинского: «Он нашел некоторое среднее, какую-то равнодействующую – явление чрезвычайно любопытное, указывающее на то, что Маяковский совершил такую работу над структурой поэтического образа и выражения, которую уже можно вынести за скобки и определить как общее достояние эпохи»[156].

Последние слова принадлежат другу юности Пастернака К. Локсу, и они не могли пройти мимо внимания Пастернака[157].

Еще одна деталь: в сердцевине споров вокруг Маяковского и Пастернака середины – второй половины 1920-х гг. постоянно фигурирует имя Ильи Сельвинского. Здесь же для нас принципиально, что и у Сельвинского, и у его молодых коллег из Литературного центра конструктивистов «маяковский» полемический слой постоянно переплетается с пастернаковским. Для 1927–1929 годов трудно назвать такое сочинение конструктивистов, где бы не обыгрывались стихи Пастернака.

В связи с «Балладой» нас вначале будут интересовать не стихи самого Ильи Сельвинского, но сочинения одного из его последователей («кудреватого митрейки», по словам Маяковского из «Во весь голос») – Константина Митрейкина. В его «ассенизационном» (ср. в «Во весь голос»: «Я ассенизатор и водовоз…» – Л.К.) стихотворении «Ночные рыцари» читаем:

Где вы, герольды

? Герольдов нет.Поэты спешат в подворотне скрыться,
Торжественно едут в золотой тишине
Глухонемые, как боги, рыцари.

За этими строчками, явно восходящими к «Балладе», сразу же следует: «Спит композитор, дряблый от ласк…» – и через четыре строки снова: